Женщины Цезаря. Колин Маккалоу

наморщила широкий лоб:

      – Дядя Катон?

      – Ты его не знаешь, потому что он по возрасту еще не может заседать в сенате. Он не намного старше меня.

      – Это он не позволил плебейским трибунам убрать колонну внутри Порциевой базилики?

      – Да, это сделал мой дядя Катон! – с гордостью подтвердил Брут.

      Юлия пожала плечами:

      – Мой папа говорит, что он поступил глупо. Если бы колонну убрали, плебейским трибунам было бы куда просторнее.

      – Но дядя Катон был прав. Колонну поставил там Катон Цензор, когда возводил первую базилику в Риме. Там она и должна оставаться, как того требуют mos maiorum. Катон Цензор разрешил плебейским трибунам использовать его базилику для заседаний, потому что понимал их положение. Они – магистраты, избранные исключительно плебсом, они не представляют всего римского народа и поэтому не имеют права собираться в храме. Но Катон Цензор предоставил им не все здание, а только часть. В то время они были благодарны ему и за это. А теперь они вознамерились переделать сооружение, оплаченное деньгами Катона Цензора. Мой дядя Катон не допустит осквернения памятного строения своего тезки-прадеда.

      Поскольку Юлия по натуре была миролюбива и не любила спорить, она снова улыбнулась, коснулась руки Брута и нежно пожала ее. Брут – такой избалованный мальчик, такой сердитый и преисполненный чувства собственной значимости! Но Юлия давно его знала и, не совсем понимая почему, очень жалела. Вероятно, потому, что его мать – такая злючка!

      – Но это случилось до того, как умерли тетя Юлия и моя мама, поэтому, думаю, теперь больше никто не захочет разрушить колонну, – сказала она.

      – Твой отец должен скоро вернуться домой, – проговорил Брут, возвращаясь к мысли о браке.

      – Он может приехать в любой день, – оживилась девочка. – Я так скучаю по нему!

      – Говорят, он заварил дело в Италийской Галлии по ту сторону реки Пад, – заметил Брут, повторяя то, что горячо обсуждалось женщинами, окружившими Аврелию и Сервилию.

      – Зачем бы ему это делать? – спрашивала Аврелия, насупив прямые черные брови. Ее знаменитые фиолетовые глаза сверкнули. – Право, временами Рим и римские аристократы внушают мне отвращение! Почему именно моего сына они всегда делают мишенью критики и сплетен?

      – Потому что он слишком высок, слишком красив, слишком популярен среди женщин и слишком самоуверен, – отозвалась Теренция, жена Цицерона, прямолинейная и вечно чем-то недовольная.

      – Кроме того, – добавила супруга знаменитого оратора, – он одинаково хорошо говорит и пишет.

      – Эти качества у него врожденные. А клеветник, которого я могла бы назвать по имени, не обладает ни одним из этих достоинств! – резко прервала ее Аврелия.

      – Ты имеешь в виду Лукулла? – уточнила Муция Терция, жена Помпея.

      – Нет, к этому, по крайней мере, Лукулл не причастен, – возразила Теренция. – Думаю, его больше заботят царь Тигран и Армения, чем что-либо происходящее в