Битва за Землю. Дипломатический шторм. Защита плацдарма. Урс Кузнецов

сквозь присутствующих, наблюдал в интерфейсе:

      – Всё спокойно. Грузовой транспорт с парковки получил команду и через минуту будет в доке. Вскрывай файлы с нужными нам грузами и отправляй их в док.

      Март не мог пошевелиться, но всё видел в голо, он не смог отключить свой доступ в И-кластер станции, а теперь посетители, которых он так презирал при знакомстве, спокойно потрошили запасы станции для флота от его имени. Более того, подключили транспортные каналы станции, связав их с хранилищами для доставки заказанных грузов к своим транспортникам.

      – Шеф! – обратилась странная женщина к Миху. Она пальцем указала на вскрытый пакет секретных баз данных. Тот, быстро взглянув, одобрительно, бережно хлопнул по плечу помощницу.

      Март краем глаза наблюдал с ужасом, как затем два громилы стремительными движениями хищников вооружились с тел его охранников, а преобразившаяся женщина оказалась практически подростком с мальчишескими бёдрами, тонкой лебединой девичьей шеей и как бы не самой важной в группе, судя по тому что именно она выбирала группы имущества для погрузки на прибывший дополнительно к стоявшему в доке огромный каботажник, тут же начавший безостановочно заполнять своё чрево с его станции самым ценным имуществом. «Она была бы красавица, если бы я так её не боялся… почему-то!» Это были последние мысли перед тем, как Март потерял сознание.

      ***

      По интелю интерната потоки сведений пели о драме в учреждении ощутимые для его директора, но невидимые для других струны тревоги. На голо Косенко подавались картины происходящего из помещений интерната, перед ним разворачивалась его личная драма. Внезапно нагрянула комиссия компаньонов, и они сразу прошли в медицинский центр, обеспеченный только штатным оборудованием, достаточно потрёпанным многими поколениями учащихся, и направились к единственной капсуле. Сравнение лечебного-диагностического кабинета имело явный контраст с любимым директорским кабинетом, который обставлял и лелеял Косенко всей своей сладостной директорской властью, а ещё более – своими служебными, но не для уставной деятельности, возможностями, которые были высокоценны, досягаемы для немногих, движимых не преодолимой родительской страстью из-за своих непутёвых чад, не проходивших по цензу компаньонов, зафиксированному в уставе Русского дома и применяемому Олегом без этой химеры – совести. Полировка его стола, золото и малахит антиквариата своим блеском уже успокоили тревогу директора: «Фельдшер был пьян, а блоки памяти уже переформатированы… Или нет?»

      Отвалившись на спинку и упав головой на грудь, уже через личный интерфейс Косенко наблюдал за помещениями интерната и беседами членов комиссии с преподавателями, и учениками. В аналитических срезах не останавливавшегося даже на мгновение глиипа он непрерывно видел анализ разворачивавшейся ситуации, транслируемой в реальном времени. В его уме в ядовитый клубок смешивались данные анализа глиипа, ужасающие предположения