Крушение империи. Джон Скальци

в Брайтоне, имперской резиденции в Ядропаде, столице Ядра, где больше всего любил бывать ее отец. Официально имперский трон располагался в нескольких тысячах километров выше по гравитационному колодцу, на Сиане, широко раскинувшейся космической станции, которая парила над поверхностью Ядра и была видна из Ядропада, казавшись гигантской зеркальной тарелкой посреди тьмы, – вернее, была бы видна, если бы большая часть Ядропада находилась на поверхности планеты. Ядропад, как и все города Ядра, располагался в вырубленной искусственной полости внутри каменной толщи; наружу выступали лишь служебные купола и сооружения, ожидая в вечных сумерках восхода солнца, который не мог наступить на планете, обращенной к звезде одной стороной, а если бы наступил, жители Ядра тотчас же испеклись бы, словно картошка в духовке.

      Аттавио Шестой терпеть не мог Сиань и никогда не задерживался там дольше необходимого. И уж точно не собирался там умирать. Домом его был Брайтон, у ворот которого столпилась тысяча, а может, и больше доброжелателей, подбадривавших его радостным пением, которое иногда сбивалось на национальный гимн или приветствие для имперской футбольной команды. Кардения знала, что всех доброжелателей тщательно проверили, прежде чем подпустить к воротам Брайтона ближе чем на километр, чтобы их мог услышать имперо. Некоторым даже не пришлось платить за то, чтобы они пришли.

      – Сколько нам пришлось заплатить? – спросил Батрин.

      – Почти ничего, – ответила Кардения.

      – Мне пришлось заплатить всем трем тысячам человек, которые пришли порадовать на смертном одре мою мать. И притом немало.

      – Ты популярнее твоей матери.

      Кардения никогда не видела свою бабушку, имперо Зетиан Третью, но от того, что она вычитала в исторических хрониках, вставали дыбом волосы.

      – Даже камень был бы популярнее моей мамочки, – сказал Батрин. – Но не стоит обманывать себя, дитя мое. Ни один имперо Взаимозависимости никогда не пользовался популярностью. Это не входит в их профессиональные обязанности.

      – По крайней мере, ты популярнее большинства, – предположила Кардения.

      – Именно потому тебе пришлось заплатить лишь немногим из тех, кто сейчас стоит за окном.

      – Если хочешь, могу их отослать.

      – Они мне нисколько не мешают. Узнай только, принимают ли они заявки на песни.

      Наконец Батрин снова задремал. Убедившись, что он спит, Кардения встала с кресла и вышла в личный кабинет отца, временно позаимствованный ею, – впрочем, скоро он все равно стал бы ее собственным. Покидая отцовскую спальню, Кардения увидела отряд медиков во главе с Кви Дринином, имперским врачом: они склонились над ее отцом, чтобы умыть его, осмотреть и убедиться, что ему обеспечен лучший уход, какой только может получить страдающий от неизлечимой болезни.

      В кабинете Кардению встретила Наффа Долг, недавно назначенная главой ее аппарата. Наффа молча ждала, когда Кардения откроет маленький холодильник, достанет бутылку с содовой, сядет, откроет бутылку, сделает два глотка и поставит бутылку на отцовский письменный