Я завтра улетаю. Дарина Грот

стоя в начале длинного подземного перехода. Подруга опаздывала. Ксюша, с распущенными волосам, в коричневой косухе и частично выбеленных белизной джинсах, стояла и настырно ждала дачную подругу, или кто она ей там была, знакомую. В ушах – плеер, поют любимые песни, которые Дима так часто пел своим ангельским голосом под гитару у горящего костра посреди ночи. Что там было? Ария? Кино? Черный кофе? Я не знал, но что-то из этого.

      К ней обратился молодой человек, искавший покурить. У Ксюши не оказалось сигарет, что удивило парня. Столько непривычно взгляду – девушка-неформалка, в балахоне, торчащем из-под расстегнутой косухи, не курит. Он поинтересовался, пьет ли она. На этот вопрос его тоже ждал отрицательный ответ. Молодой человек восхитился удивительной Ксюшей и исчез, успев поздороваться с только что появившейся дачной подругой. А потом Ксюша заговорила о сошедшихся вместе звездах.

      Когда Ксюша вечером вернулась домой, в ее комнате тут же раздался звонок городского телефона. Звонил парень, с которым она премило болтала у метро. А вот, собственно, в чем сошлись звезды. Ксюшина подруга, возвращаясь назад в метро, по совершенно невозможному и странному стечению обстоятельств, столкнулась с парнем, который общался с Ксюшей. Он попросил номер ее телефона и получил его без колебаний и долгих раздумий. Вот почему без колебаний и долгих раздумий он звонил Ксюше.

      Я слушал ее восторженный шепот, смотрел на ее лицо. Ксюша сидела близко ко мне, облокотившись на мое плечо. Чуть стыдливо улыбалась, опуская глаза. А я все еще злился из-за алгебры и канувших в некуда уроков в тот день.

      Она встретилась с ним на следующий день на Фрунзенской вместо уроков. Как его звали? Макс. Да, его звали Максим. Я еще злился и думал об алгебре.

      Максим пригласил Ксюшу в гости, сказал, что живет недалеко от метро и дома никого нет. Ксюша согласилась. Я затаил дыхание. Что на ней было надето в тот день? Видел ли Максим в ней ту девушку, которую видел в ней я? Что Ксюша показала ему? Что позволила увидеть? Мне было уже не до алгебры.

      Максим целовал ее, а Ксюша, с розовыми щеками сидела на краю скрипучего дивана, чувствуя, как жар захватывает тело. Он повалил ее на диван, и она сжала руки на груди, пунцовая от смущения.

      – Ты девственница? – спросил Максим. Она кивнула в ответ.

      Девственница. Я думал об этом слове. Оно отвлекло меня от животрепещущего рассказа. Она была девственницей! О, а я ведь даже не думал об этом! Теперь она выглядела еще больше девушкой, чем я осознал тогда, когда обратил внимание на ее появившуюся грудь. Как похабно звучало это слово в моих ушах. Мне стало даже мерзко. Я хотел, чтобы Ксюша больше ничего не рассказывала мне о Максиме, потому что с каждой секундой мне все больше хотелось назвать его козлом. Но Ксюша, счастливая, воодушевленная, продолжила свой убийственный рассказ.

      Он снял с нее штаны. Затем трусы. Я закрыл глаза, перестав дышать. Пусть хоть что-нибудь случится! Пусть рухнет дом, на крыше которого мы сидели. Пусть что-нибудь случится, что заставит замолчать Ксюшу.

      Он