Моя последняя ложь. Райли Сейгер

делает беззащитной. К третьему Френни расспрашивает меня про работу, личную жизнь и семью, и я отвечаю совершенно честно. Ненавижу, не замужем, родители вышли на пенсию и живут в Бока-Ратоне.

      – Было очень вкусно, – говорю я после десерта.

      Лимонный торт был просто шикарен, и мне хочется облизать тарелку.

      – Прекрасно, – говорит Френни. – Форель, кстати, поймали в Полуночном озере.

      Упоминание озера меня удивляет. Френни быстро замечает это:

      – Я считаю, что мы можем с теплом вспоминать любые места. Даже те, где случилось что-то плохое. Во всяком случае, я поступаю именно так.

      Чувства Френни вполне понятны. Это собственность ее семьи, тысяча семьсот гектаров нетронутой природы у южного подножия Адирондака. Дедушка Френни сохранил эту землю, хотя всю жизнь вырубал деревья и опустошил по меньшей мере в пять раз большую площадь. Я думаю, Бьюканан Харрис считал, что таким образом спасает свою душу. Возможно, так оно и случилось. Хотя сохранение природы не обошлось без курьезов. Харрис никак не мог найти подходящий участок, ему хотелось, чтобы на нем было огромное озеро. В итоге он создал озеро сам. Построил на близлежащей реке дамбу и закрыл ворота ровно в полночь. Стоял канун нового, 1902-го, года. За несколько дней тихая долина превратилась в озеро.

      Такова история Полуночного озера. Ее рассказывали каждому прибывшему в лагерь «Соловей».

      – Там ничего не изменилось, – продолжает Френни. – Особняк на месте. Сама понимаешь, мой второй дом. Я была там на прошлых выходных, и так ко мне попала форель. Я поймала ее сама. Мальчики, конечно, расстроены, что я езжу туда так часто. Особенно если беру только Лотти. Тео волнуется, потому что там никого нет. А вдруг случится что-то ужасное?

      Услышав про сыновей Френни, я снова испытываю неприятные эмоции.

      Теодор и Честер Харрис-Уайты. Даже имена у них очень белые, англосаксонские и протестантские. Они предпочитают сокращения, наверное, научились от матери. Тео и Чет. Чет младше, и я плохо его помню. Когда я была в лагере «Соловей», ему едва исполнилось десять. Он был неожиданно и поздно усыновлен. Не помню, чтобы я с ним говорила, хотя наверняка должна была. Сохранились только обрывочные воспоминания о том, как он босиком бегал по лужайке от Особняка к берегу озера.

      Тео тоже усыновили, но за много лет до Чета.

      Про него я помню многое, возможно даже слишком.

      Френни смотрит на меня выжидательно.

      – Как они? – спрашиваю я, хотя не имею никакого на то права.

      – Все отлично. Тео уже год живет в Африке, он работает с «Врачами без границ». Чет весной получает магистерскую степень в Йеле. Он обручен с прекрасной девушкой.

      Френни делает паузу, чтобы я восприняла информацию. Молчание очень красноречиво. Ее семья процветает несмотря на то, что я с ними сделала.

      – Я думала, что ты в курсе. Кстати, виноградник в лагере уцелел.

      – Я ни с кем не общаюсь, – отвечаю я.

      Не то чтобы девчонки не пытались возобновить отношения. Когда в моду вошел Фейсбук, я получила