О вещах действительно важных. Моральные вызовы двадцать первого века. Питер Сингер

объективную истинность этики, хотя и не прибегали к религии, оставались непопулярными, потому что противоречили самым широко распространенным моделям.

      Но в прошлом месяце произошло важное событие: вышла долгожданная книга Дерека Парфита «О том, что имеет значение». До сих пор Парфит, почетный профессор колледжа Олл-Соулз в Оксфорде, оставался автором лишь одной книги – «Причины и лица» (Reasons and Persons), вызвавшей большой интерес в 1984 году. Абсолютно внерелигиозная аргументация Парфита, логичность и ясность его подхода к альтернативным точкам зрения впервые за десятки лет вынуждают противников объективности этики защищаться.

      Книга «О том, что имеет значение» впечатляюще объемна: два толстых тома, более 1400 страниц тщательно проработанной аргументации. Но суть аргументов изложена на первых 400 страницах, что для человека пытливого ума вполне преодолимо, особенно если учесть, что Парфит, в лучших традициях англоязычной философии, стремится к ясности и никогда не говорит заумно там, где можно сказать просто. Он пишет ясно, рассуждает четко и часто подкрепляет свою мысль наглядными примерами. Его книга – настоящее пиршество ума для тех, кто хочет не столько узнать, «что имеет значение», сколько понять, может ли что-то иметь значение объективно.

      Многие исходят из того, что рациональное всегда инструментально: разум может только подсказать, как получить желаемое, но сами наши основополагающие нужды и желания внерациональны. Это не так, возражает Парфит. Подобно тому как мы считаем истинным, что 1+1=2, мы признаем, что у меня, как и у каждого, есть причина избегать будущих страданий, независимо от того, насколько меня в данный момент волнует, наступят ли в будущем эти страдания. У нас также есть причины, хотя не всегда решающие, предотвращать страдания других. Эти очевидные, нормативные истины лежат в основе доводов Парфита в пользу объективности этики.

      Один из ключевых аргументов против объективности этики гласит, что люди категорически не согласны друг с другом в том, что считать правильным и неправильным, причем несогласие распространяется и на философов – тех, кого не упрекнешь в невежестве или глупости. Если такие великие мыслители, как Иммануил Кант или Иеремия Бентам, расходились во мнениях о том, как правильно поступать, существует ли объективно истинный ответ на этот вопрос?

      Отвечая на этот аргумент, Парфит приходит к утверждению, пожалуй, еще более смелому, чем его доводы в защиту объективности этики. Он рассматривает три главные теории о том, как вести себя правильно: одна восходит к Канту, другая – к идее общественного договора в традициях Гоббса, Локка, Руссо и современных философов Джона Ролза и Т. М. Сканлона, третья – к бентамовской утилитарности, – и доказывает, что кантианская теория и теория социального договора жизнеспособны, только если их пересмотреть. Затем он утверждает, что после такого пересмотра эти теории совпадут с одной из форм консеквенциализма, теории из того же многочисленного семейства, что и утилитаризм. Если Парфит прав, то противоречий между, казалось бы,