Ледяная птица. Сайфулла Ахмедович Мамаев

и ключи от машины.

      – Ага, вот они! И правда, чего всем ходить? Взрослый человек, сам во всем разберешься! – согласно закивал Панама. – Вот, пожалуйста!

      Швед направился к двери, Геннадий посмотрел ему вслед и повернулся к Курбану.

      – Вроде бы и мужик нормальный, – он кивнул в сторону окна, – а все не наш. Не понимает вещей элементарных! Ни посидеть с ним за бутылочкой, ни пообщаться! Вот мы с тобой, как люди, сели, выпили, поговорили… ближе стали. Я тебя лучше понимать начал, ты меня тоже. А Мартин, он как бы и с нами, и нет! Не пьет, с бабами его ни разу не заметил. Странный какой-то. Будь я на его месте, Лерку бы… Ну да ладно, деньги хорошие платит, и на том спасибо! А что не пьет, так нам больше останется.

      Панама громко рассмеялся и посмотрел на собеседника. А заметив нетерпеливый взгляд, брошенный тем в сторону ворот, вспомнил, что так и не получил ответа на свой вопрос.

      – Так что ты там говорил про ваше озеро? – вкрадчиво спросил он. – Какая беда у вас там завелась?

      Курбан медленно повернул голову и посмотрел в глаза гостя. Взгляды встретились, и Геннадий, повидавший многое, не раз ощущавший на себе тяжесть генеральских взглядов, вздрогнул. Господи, лучше бы он не спрашивал, пронеслось в голове капитана. На что ему сдалась эта дурацкая лужа с ее тайнами? Да и какое такое может быть озеро так высоко в горах? Небось запрудили какой-нибудь горный ручей и насочиняли бог весть что!

      Но почему тогда так помрачнело лицо хозяина дома? Почему так побледнела кожа на костяшках его пальцев, сжатых в кулак? Нет, брат, все не так просто.

      – Гена, – горец произносил слова твердо, но было видно, как трудно это ему дается, – ты… вы все мои гости. Я, моя семья, мои дети, мы все несем ответственность за вас. За вашу жизнь, за вашу честь, за свободу. Понимаешь, есть вещи, которые не нужно трогать. Тайны, которые нужно просто принимать и не пытаться разгадать… чтобы не было беды.

      Курбан замолчал. Он резким движением схватил со стола бутылку, уверенной рукой, не пролив ни капли, наполнил две рюмки и знаком, без слов, предложил выпить. Панама с готовностью взял свою рюмку и одним глотком отправил ее содержимое в рот.

      – Ладно, раз не удалось оградить ваш слух от нашей беды… от проклятия нашего селения, то кое-что я тебе расскажу. Но перед этим предупреждаю, я скажу не все и не все из того, что я скажу, – правда. Потому как сам ее не знаю. Да и отец, от которого я это услышал, тоже, конечно, не все знал. Сам знаешь, когда что-то передается от деда к отцу, от отца к сыну, сами собой появляются вещи, которых на самом деле нет и не было. – Курбан, решившийся наконец открыть душу, стал заметно успокаиваться. – И еще, с того момента, как ты услышишь то, о чем просишь, ответственность за сохранение тайны, за жизнь людей – твоих друзей, моей семьи, всего селения и еще многих других ляжет на тебя. Ты готов взять на себя этот груз?

      Кто знает, возможно, если бы Пономарев был трезв, он призадумался бы, стоит ли ему вообще втягиваться в проблемы далекого аула, но выпитое, хотя и не лишило его пока способности думать,