Религиозная жизнь Древней Руси в IX–XI веках. Язычество, христианство, двоеверие. А. В. Карпов

сооружений в виде закрытых храмов, имевших в своей основе клеть с двухскатной, ступенчатой или башнеподобной кровлей[185].

      Славянский культ богов предполагал определенную жреческую организацию. Что она существовала и в ряде случаев (у балтийских славян) была достаточно развита и специализированна, известно, но конкретные детали или вовсе не ясны, или минимальны[186]. В диссертационном исследовании Л. Т. Мирончикова была предложена гипотеза о сосуществовании трех категорий языческого «духовенства»: старцев, старост и волхвов. По его мнению, в сельской общине старец являлся верховной должностью, а староста возглавлял сотенную организацию. Старосты находились в подчинении старца[187]. Таким образом, «институт древнерусских старцев составлял социальную прослойку жрецов-правителей»[188]. В двух колядных песнях сохранился образ «старца» или «старца старого», который совершает жертвоприношение: закалывает жертвенное животное, варит мясо в котлах, организует место для трапезы, следит за соблюдением порядка при поедании жертвенного мяса[189].

      Характер и формы славянского «языческого богослужения» также практически не поддаются реконструкции. Определенно можно говорить лишь о том, что вплоть до эпохи христианизации внутреннюю религиозную жизнь славян выражали два древнейших глагола: *modliti – первоначально ‘просить’ и *zrti – первоначально ‘славить’. Сюда же можно включить и главный вид религиозной жертвы, называемый словом треба. Интересно, что это понятие быстро «адаптируется» церковно-славянским языком. Треба в значении христианской жертвы фигурирует уже в кирилло-мефодиевском Синайском требнике. Очевидно, в языческую эпоху требой именовалась бескровная жертва. Термин жъртва, как обозначение ветхозаветной кровавой жертвы, вероятно, является кирилло-мефодиевским неологизмом[190].

      С проблемой характеристики дохристианской культовой практики восточных славян связан вопрос о волхвах. Древнерусское вълхвъ служит в переводных текстах эквивалентом греческого «маг»[191]. В целом, волхвы – в древнерусской традиции – языческие жрецы, звездочеты, чародеи и предсказатели. В древнерусских памятниках они обличались как лжепророки: способностью предсказывать судьбу наделяли волхвов бесы[192]. Но являлись ли волхвы в период, предшествовавший крещению Руси, полноценными «языческими священнослужителями», возглавляли ли они общественные служения богам – достоверно неизвестно. Косвенные сведения об их религиозных функциях можно почерпнуть из летописных рассказов о «восстаниях волхвов» в «Повести временных лет». И сообщение о событиях в Суздале (1024 г.) и подробное повествование о «языческих волнениях» на Верхней Волге (1071 г.) свидетельствуют о том, что волхвы выступают «лидерами» магической, а не теистической религиозности. Действия волхвов в Суздале, выразившиеся в «избиении старой чади» и их участие в народных волнениях на Волге и Шексне, когда они убивали «лучших

185

Динцес Л. А. Дохристианские храмы Руси в свете памятников народного искусства // Советская этнография. М., 1947. ¹ 2. С. 81–82.

186

Топоров В. Н. Боги древних славян. С. 174.

187

Мирончиков Л. Т. Дохристианское жречество Древней Руси: (старцы, старосты, волхвы): Автореф. дис. … канд. ист. наук. Минск, 1969. С. 6.

188

Там же. С. 21.

189

Там же. С. 18.

190

Мошинский Л. Современные лингвистические методы реконструкции праславянских верований // Этимология. 1994–1996. М., 1997. С. 14–15.

191

Срезневский И. И. Словарь древнерусского языка. М., 1989. Т. 1. Ч. 1 (А – Д). Стб. 382.

192

Петрухин В. Я. Волхвы // Славянская мифология. Энциклопедический словарь. М., 1995. С. 110.