Городские легенды. Влада Ольховская

цепи, когда брала тележку в гипермаркете! – огрызнулась Римма. – Мне все это тоже не очень-то приятно!

      Она постоянно оглядывалась по сторонам, опасаясь, что Вест здесь и может в любой момент напасть. Однако пока все указывало на то, что они в подвале одни.

      Когда цепи были сброшены, Данил попытался сделать шаг от стены, но чуть не упал, и Римме пришлось подставить ему плечо.

      – Проклятье, – процедил он сквозь сжатые зубы.

      – Что с вами?

      – Похоже, та дрянь, которой меня накачали, все еще держит!

      – Давайте я вызову «скорую»…

      – Не надо пока никого вызывать! Я хочу просто свалить отсюда, потом будем разбираться. Вы на машине?

      – Да, у дома стоит, – кивнула Римма.

      – А мою машину вы там не видели?

      – Нет.

      – Должно быть, осталась у склада… Отвезите меня в больницу!

      Он стоял рядом, касался ее, смотрел ей в глаза – и все равно не узнавал ее! От этого было так обидно, что хотелось даже бросить его здесь. Не бить этим проклятым кинжалом, а просто оставить в подвале, и пусть ползет к выходу сам. Римме слишком сложно было поверить, что человек, расчертивший ее жизнь на «до» и «после», может вот так ее не узнать.

      Она не собиралась поддаваться этому капризу. Годы самостоятельной жизни научили ее быть сильной, и Римма осталась верна себе. Продолжая поддерживать Данила, она провела его через подвал к лестнице, а оттуда – к выходу из дома. Тушить свечи Римма не собиралась: вряд ли угли, оставшиеся от здания, могут загореться по второму разу. А может, оно и к лучшему, если загорятся. Все равно жуткое черное строение было мало похоже на дом из ее воспоминаний.

      Уходя, Римма не выдержала, обернулась. На фоне черного неба перед ними возвышался черный дом – едва различимый во тьме, мертвый, как будто чужой. Возвращение сюда никак не могло стать возвращением в прошлое, потому что прошлое уходит навсегда.

      Данил тем временем продолжать возмущаться:

      – Не знаю, чья это шуточка, но просто так я дело не оставлю! Та идиотка, что это затеяла, пожалеет, что на свет родилась!

      – Меня не обвиняете – и на том спасибо, – вздохнула Римма.

      – Не я буду разбираться, какую роль вы во всем этом играете, для такого есть полиция!

      – Очень мило.

      Он покосился на нее, извиняться не стал, но наконец замолчал. Некоторое время они ехали в тишине; Римма отчаянно сжимала руль, заставляя себя сосредоточиться лишь на настоящем моменте. Нельзя думать о тех годах, символом которых был Данил. Нельзя обвинять его за то, что он ее не узнал. Нельзя бояться за судьбу Вест, для этого будет более подходящее время. И уж точно нельзя плакать из-за того, что ее тридцатый день рождения был безнадежно испорчен – она ведь слишком взрослая для этого!

      Большую часть дороги Данил угрюмо молчал, и лишь когда они подъехали к больнице, он тихо сказал:

      – Пожалуй, я был слишком резок с вами – если вы, конечно, действительно не имеете к этому отношения.

      – Отстаньте,