Желтушка. Геннадий Семенович Любин

уважительно думала Желтушка. Семеныч был кем-то вроде кладовщика-грузчика: что-то то ли переносил, то ли перевозил, то ли перетаскивал. Как выражался сам Семеныч, он «переводил». И грузы все какие-то странные: не обычные ящики или паллеты, а нечто наподобие коробов, заполненных мелкими, будто сапожные гвозди, значками-буквами. Короба назывались забавно: «слова». Поработав несколько утренних часов, Семеныч выходил из дому и рыхлой горой тяжело опускался на крыльцо, снова и снова снимая и протирая очки и теребя темную, с частыми вкраплениями седины, бороду.

      Прислушиваясь к хозяину, Желтушка осознавала, что слова не похожи друг на друга. Если Семеныч перетаскивал слова английские, ворчание больше напоминало детскую песенку с простым и запоминающимся мотивом. Короба с немецкими буквами были, наверно, шершавые и угловатые. Того и глядишь, занозишь ладони. Намаявшись с таким неудобством, Семеныч мурлыкал что-то бодрое и ритмичное. Наверно, чтобы приободриться. Самыми тяжелыми были короба с причудливыми арабскими вензелями. Желтушка полагала, килограммов под двадцать, никак не меньше, каждый. После них он обычно сидел и молчал, задумчиво глядя на горизонт. А то, бывало, и задремлет ненароком, бессильно уронив голову. Точь-в-точь как сегодня!

      Желтушке было видно, что ежедневные занятия Семеныча требовали значительных усилий, природа которых оставалась загадкой. Она еще могла понять, когда огородная возня хозяина в летний солнцепек сопровождалась обильной росой испарины на его лбу. Но тут, под крышей, в холодке деревянного дома… Чудно!