Солнечный дождь из черной дыры. Надежда Арусева

маху врезала ему сумкой по лицу. – Ты подумал, на какие деньги ты двоих детей содержать будешь? Это они сейчас молчат, а через час они обгадят пелёнки, проголодаются и начнут орать на два голоса. Что делать будешь? Пеленать во что? Ты пелёнки купил? Бутылочки купил? Им кроватки нужны. Верка работать теперь не сможет. А на меня не рассчитывай, мне до вас дела нет!

      – Что ж вы за люди такие, – пьяно всхлипнул Вадик, – всё только о деньгах думаете! А это же дети, это же эти… цветы жизни!

      – Вот и перекапывай теперь то, что насажал, – трясла тёща перед лицом Вадика спортивной сумкой.

      Потом она выхватила ребёнка из рук Веры, уложила его в сумку и вручила зятю.

      – Вы же не люди, вы даже не звери! Пусть будет по-вашему, – смирился Вадик. – Но это ваш грех, вам с этим жить…

      – И не будь дураком, – напутствовала его сразу успокоившаяся тёща, – иди пешком, оставишь сумку на пороге роддома. На глаза никому не попадайся. И пить больше не вздумай, тебе завтра сына идти регистрировать, свидетельство о рождении получать.

      – И запомните, – с угрозой обратилась она к дочери и зятю, – у вас родился только один ребёнок. Второго никогда не было!

      Вера разрыдалась и убежала в комнату. Она прижимала дочь к себе и шептала:

      – Доченька, ты одна моя отрада осталась, одна моя радость. Мы с тобой всё выдержим. Я жить для тебя буду!

      Вадик потоптался на пороге и унёс ребёнка.

      Глава 2. Девочка с собачьей кличкой

      Веру часто мучили ночные кошмары. Сюжетов было три, и они повторялись с изнуряющей регулярностью. В первом сне Вера видела серую улицу, по земле стелился густой, холодный туман. Прямо на мокром асфальте стояла чёрная сумка, в которой плакал младенец. Он был завёрнут в тоненькую пелёнку и замерзал. Вера ясно видела его бледное лицо и посиневшие губы. Он был так близко! Вера тянула к нему руки, чтобы поднять и согреть. Но что-то ей мешало, руки немели и не слушались, сумка была неподъёмно тяжёлой, молния не открывалась. А плач становился всё слабее и затихал. Когда Вера, наконец, исцарапав руки в кровь об острую молнию, доставала ребёнка, то видела мёртвого малыша с остекленевшими глазами. Она плакала, прижимала его к себе, растирала ледяные ручки, пыталась согреть их своим дыханием и в ужасе просыпалась.

      Во втором сне она видела маленького мальчика, который с каждым новым видением рос, так же как и её дочь, ему был год, потом два, пять. Это был очень худой измождённый мальчик, он сидел, забившись в угол, в какой-то мрачной грязной комнате. Очень одинокий. Он тихонечко плакал и звал маму, но приходили другие дети, они смеялись над ним и толкали. Вера звала его, кричала, что она рядом, а он не слышал и только ещё горче плакал.

      Третий сон был одновременно мучительным и дарил почти физическое удовольствие. Вере снился тот день, когда мать забрала у неё сына. Мать приказывала отдать ребёнка, а Вера заслоняла его собой и говорила, что никто и никогда не сможет его у неё отнять. Она вырастит его сама, ни в чьей помощи не нуждаясь. Ради своего сына сможет вынести любые лишения