Моя борьба. Книга 1. Прощание. Карл Уве Кнаусгор

через газон, неся в одной руке кувалду, а в другой лопату. Я поспешно отступил вглубь комнаты. И тут же хлопнула входная дверь. Это пришел Ингве. Я взглянул на часы. Без двух минут половина девятого. Вскоре он появился, поднявшись по лестнице той особенной, дергающейся, какой-то утиной походкой, которую мы выработали, чтобы ходить бесшумно; вид у него был запыхавшийся, а щеки красные.

      – А где папа? – спросил он с порога.

      – Там, в саду, – сказал я. – Но ты не опоздал. Видишь, ровно полдевятого.

      Он прошел к письменному столу и выдвинул стул. От него еще пахло улицей. Холодным воздухом, лесом, песком, асфальтом.

      – Ты не трогал мои кассеты?

      – Нет.

      – А что ты делаешь в моей комнате?

      – Ничего, – сказал я.

      – Не мог бы ты заняться этим у себя?

      Внизу снова открылась входная дверь. На этот раз послышались тяжелые папины шаги. Сапоги он снял, как обычно, перед тем как войти, и сейчас направлялся в ванную переодеваться.

      – Я видел в новостях лицо в море, – сказал я. – Ты уже слышал? Не знаешь, еще кто-нибудь это видел?

      Ингве кинул на меня немного насмешливый, отстраненный взгляд:

      – Что ты мелешь?

      – Ты знаешь, что погибла рыбацкая шхуна?

      Он нехотя кивнул.

      – Когда в новостях показывали место, где она затонула, я увидел на воде лицо.

      – Утопленника?

      – Нет. Оно было ненастоящее. Волны как будто сложились в человеческое лицо.

      Секунду он смотрел на меня, не говоря ни слова. Затем повертел пальцем у виска.

      – Ты что, не веришь? Это по правде было.

      – Правда, что ты ноль без палочки.

      Тут папа отвернул в ванной кран, и я подумал, что мне лучше бы удалиться в свою комнату, чтобы не встретиться с ним в коридоре. Но оставлять последнее слово за Ингве не хотелось.

      – Сам ты ноль без палочки, – заявил я.

      Он даже не удосужился ответить. Только обернулся через плечо и, выставив верхние зубы, громко зашипел, пропуская через них воздух, как кролик. Это был намек на мои торчащие передние зубы. Я отвернулся и вышел из комнаты, пока он не увидел, что у меня дрожат губы. Реветь можно, когда ты один. Кажется, все в порядке. Он вроде бы ничего не заметил.

      Переступив порог своей комнаты, я остановился и подумал, не пойти ли в ванную. Там можно ополоснуть лицо холодной водой и смыть слезы. Но по лестнице как раз поднимался папа, и я удовольствовался тем, что вытер глаза рукавом. Сквозь тонкий слой размазанной влаги форма и цвет предметов поплыли, как будто комната вдруг погрузилась под воду; впечатление было таким живым, что я, идя к письменному столу, сделал несколько взмахов руками, как будто плыву. Мысленно я представлял себе, что на мне надет металлический шлем, как у водолазов. Они ходят по дну в сапогах со свинцовыми подошвами, одетые в толстые, как слоновья кожа, костюмы с кислородным шлангом, который тянется от шлема, как хобот. Я задышал ртом коротко и шумно и стал расхаживать по комнате