Обратная перспектива. Михаил Устинов

сюрпризом. Был бы им сюрприз. Но бабку ради такого случая можно было рискнуть пригласить.

      – Давай, к примеру… – задумался Саня, – цветной телевизор. «Футбол-хоккей по цветному – кайф!»

      – Интересно выходит: колесо – тебе, телевизор – тебе, – раскусила Саша. И не согласилась еще и принципиально: должен же он осознать, кто тут главное лицо. – Для начала родим мне кожпальто. Австрийское.

      Колесо маленько не доросло, но Саня смолчал: подумает – обвиняет.

      На всякий роток не накинешь платок. Сашу вызвал завмаг.

      – Говорят, снова собираетесь по декрету? Видите ли, Саша, если б… А то у вас (ну все насплетничали девки!) какой-то предмет…

      – А я что – так и должна с предметом за прилавком таскаться? Я не человек, да? Продавщица?

      – Нет, мы вас ценим…

      – Ага. Премии как раз лишили.

      – Так ведь по жалобе.

      – И еще будут!

      Сговорились за свой счет. Ко времени выманили старорусскую бабку.

      – И правильно, внушеньки, – шелестела она. – Враши ой недюжи ныне. А ты, голубушка, не бойша, я воробей штреляный!

      – Ты сама, бабуль, если что, не бойся.

      Среди ночи бабка растолкала Саню.

      – Шкорей, воду штавь, полотенеч неши! И ношу не вышовывай!

      Он и не высовывал, пока не услыхал крик. Подхватил заготовленный нашатырь и стремглав в комнату.

      Саша, довольная, лежала на тахте. Бабка валялась на полу – не понять какая. И на старуху бывает проруха. Нашатырь помог, а когда объяснили, она с ходу просекла ситуацию:

      – Внушенька, родила б мине жубы, а? Я бы жа тебя век Богу молилашь.

      Саня вступился за жену:

      – Побойся своего Бога! Тут девять месяцев жизни. Де-вять! Тебе-то сколько уж стукнуло?

      Пальто вышло небольшое пока. Пупсу в самый раз. Ну, отвисится – подрастет, еще не вечер.

      Хуже, что бабка растрезвонила, и пошли письма с намеками от родичей. Думают, в городе кисельные берега и молочные реки. Попробовали б сами. В магазине тоже стали приставать. Смехом вроде: той сафари, той пуссер, Зинка даже – «панасоник», как язык повернулся. Один с сошкой, семеро с ложкой. Она отрезала, что Саня в фирме́ ни бум-бум, тогда поутихли.

      Выход был один – рожать деньги. Без денег любой худенек.

      – И вообще проще! Без этой сплетницы обойдемся.

      Дело мастера боится. Уже стало что-то побренькивать. Только дернул черт Сашу полезть за пупсом (уже антресоли перерос), и оступилась с табуретки. Итог плачевный – просыпалась горстка мелочи, даже без герба еще.

      Когда Саня вернулся с работы, она сидела за кухонным столом перед кучкой монет.

      – Ты чего это меди наменяла? У меня карточка.

      – Я тебе покажу карточку! Ты о каких деньгах думал?

      – Когда? А… О долларах, – немного смутился он.

      – Долла́рах, – зло поправила она. – И на кой тебе, охламону, долла́ры? Ты хоть знаешь, как они выглядят?

      – Маленькие, желтенькие – золото, в общем.

      – Вот твое золото, Петя.

      Но долго выражать отношение она уже не могла. Ведь и пуговицы у пальто выросли на мужскую сторону. Ясное дело,