Проданный ветер. Александр Юрьевич Зарницын

Иванович, что в других державах творится? – проговорил поручик. Всматриваясь в неясные очертания лица инженера. – А ты еще ропчишь, по поводу нашего уклада жизни в империи! Чего трясешься всем телом? Замерз что ли?

      – Пусть виски хлебнет, – проговорил Бен. Пытаясь согреть себе дыханием замерзшие пальцы. – Мороз вон крепчает!

      – На корабле согреваться буду, – отмахнувшись, буркнул Неплюев. Кутаясь в воротник заячьего полушубка. – Неуж – то вот так беспардонно и освобождают?

      – Точно! – кивнув, подтвердил Джон. Сделав глоток из бутылки. – У нас частенько арестованные мерзавцы, покидают зал суда свободными людьми, хотя их и приговорили к заключению. У нас ни один миллионер никогда не был повешен, какое бы он преступление не совершал, даже за жестокое убийство.

      – Значит все кого у вас казнят, не имеют денег? – проговорил Орлов. С напряжением вглядываясь в темноту.

      – Верно! Или не имеют друзей среди политиков. Поэтому я и не хочу больше работать и жить, во всем этом и мириться с системой, где живут по волчьим законам. Пока наша общественность так запугана, что в полицейском, простые граждане видят не защитника их интересов, а граждане наших свободных штатов, видят в нем врага общества. Именно поэтому я все бросил и работаю теперь на порядочного человека.

      – Смекаешь, Иван Иванович, что у людей творится? – проговорил Орлов. Натягивая на руки перчатки.

      – У нас народ, тоже не жалует третье отделение царской канцелярии, с их вооруженным корпусом жандармов, – возразил тот. Пряча лицо в поднятый воротник.

      – Не жалуют те, кто не дружит с законом, или суется в политику, – возразил поручик. – Те, кому хочется притащить на нашу землю смуту революционную, разного разлива! А к полиции народ в основном относится терпимо. Даже если это касается тех случаев, когда по поводу коронации, объявляется амнистия политическим. И не важно, декабристы это, или участники польского восстания, никто не осложняет работу полицейским.

      – Это спорный вопрос, – буркнул инженер. Растирая снегом замерзшие щеки.

      – Ладно, Иван Иванович, спорить будем в другом месте. А, что касаемо вашей демократии и всего того, что у вас сейчас твориться…, я тебе, Америка, так скажу… Думаю, пройдет какое – то время и все у вас с божьей помощью получится, встанет так сказать на свои места. Полицейские будут верны присяге, судьи чинить справедливый суд, ну, а такие как ваш Чарли, будут сидеть в тюрьме.

      – Твои бы слова, Генерал, да Богу в уши! Я и сам себя этим тешу…, хочу верить в то, что приличные люди нашего общества, к которым принадлежат не только граждане, но и духовное руководство, поймут наконец всю опасность происходящего у нас в обществе. Положат конец издевательствам над законом и погонят поганой метлой, все это жулье и ворье, начиная от городских управ и заканчивая самим сенатом.

* * *

      Все безобразия, о которых с болью говорил Джон, были отчасти известны Орлову. Единственное чего он не предполагал, что они приобрели у американцев, такие чудовищные размеры и формы. И, что эти