Черный свет. Ирина Сергеевна Родионова

она, наконец, выставила материал напоказ всему городу, чтобы долгожданные просмотры стремительно поползли вверх, как надоедливые тараканы вокруг крана с питьевой водой, Оля позволила себе откинуться на кресло и только тогда подумала о том, что следует посетить уборную комнату. Грязь, прилипшая к щекам, стягивала кожу плотной коркой, а о собственной куртке и брюках думать и вовсе не хотелось – ощущение, что она до сих пор сидит во влаге и сырости, зудело и мешалось.

      Гам и шум стояли оглушительные, как это всегда бывало в рабочее время: кто-то пересматривал последний футбольный матч, кто-то сидел с телефоном, прижатым плечом к уху, и строчил в объемный блокнот, кто-то заливисто хохотал, разглядывая последние нововведения их местных, родных коммунальщиков. Проходя мимо глянцевой доски, густо исписанной номерами телефонов и исчерченной рисунками разной степени паршивости, Ольга замерла, сдержав руки, которые хотели удивленно стереть с радужки отпечаток увиденной надписи.

      – Вы серьезно? – обернулась она с протестующим заявлением, но разговоры все еще сливались в одну сплошную какофонию, пулеметной очередью строчились тексты на старых клавиатурах, операторы пикировали штативами, вызывая дружный хохот у девчат. Ольга прочистила голос и исторгла уж совсем возмущенный вопль:

      – Слушания в администрации?! Вы серьезно?

      Воцарилось долгожданное молчание, прерываемое хриплым воем телефонов и несмолкающими ударами по клавишам. Все уставились на нее, и Ольга вдруг ощутила себя чудовищно глупой: с перепачканным лицом, грязными и влажными джинсами, растрепанная и возмущенная. Ее худые щеки вспыхнули краснотой, и это покалывание разозлило еще больше.

      – Ребят, ну правда, как я в таком виде в администрацию поеду? Неужели никто не может меня подменить?

      – Увы, нет,– притворно вздохнула блондинка, изгибаясь на своем рабочем месте, всласть потягиваясь, с насмешливо блестящими глазами. – У всех уже есть работа. Эта – твоя.

      – Отлично,– горько выдохнула Ольга, разглядывая записи о выставке собак, оформлении ответов коммунальщиков и проблеме пенсионерки. – Может, хоть брюки кто-то одолжит?..

      Еще одна, кроваво-красная надпись, была кошмаром каждого журналиста – да, она сулила много тысяч просмотров, кучу комментариев и резонанс, но она означала только одно – впереди боль, чернота и слезы, слезы, слезы… Даже им, привыкшим к такого рода работе, кошмаром представлялась эта красная надпись, во время съемок сюжета на тему которой неизбежно понадобится валерьянка и сладковатый глицин.

      «Ловец на бабочек».

      Тот самый маньяк, которые уже более двадцати лет орудует в их городе, периодически похищая маленьких девочек, которых спустя пару месяцев найдут в очередной канавке, и вновь будут съемки снующих хмурых полицейских, матерей, которые будут кричать на разрыв, и отцов, плачущих при виде собственного сжавшегося ребятенка, почерневшего от отсутствия жизни в каждой клеточке тела… Сейчас красная надпись гласила о пропаже