Затаившееся во времени. Тысячелетняя тайна. Наталья Алексеевна Азимова

стражей, которые вроде как и не подозревали, что в мире что‑то проявилось. Ведь правда проявилось, в этом эльфийка была совершенно права. А Трифон любил пустыню, можно сказать, эпицентр сомнительных событий. Он не был уверен, что перемены не затронут его жизнь вновь, если он сбежит.

      Что ж, темные ворота, что вели прочь с замковой территории, были прямо перед ним. Охрана не узнала бы его и даже пропустила бы, ведь Трифон придумал нужный облик, чтобы ускользнуть. И как раз в этот самый момент, прямо на его глазах из‑за стены послышались голоса, затем топот копыт, и опять голоса. Створки врат поползли в стороны, и взгляду Трифона открылись пятеро всадников. По двое по бокам, один в центре. Их силуэты тускло освещали огни охраны. Мглистый сощурился, но так и не смог ничего разобрать. Он решил подобраться поближе. Его чутье подсказывало, что перед ним был тот самый редкий шанс, решение непростой задачи. Кажется, те всадники были стражами, судя по одеждам, которые так старательно пытался разглядеть Трифон. Уж не Фредрик ли Гаус прибыл в Анатару?

      Далее мглистый дергался из стороны в сторону, выглядывал из‑за всевозможных укрытий и молился богам, чтобы его не заметили раньше времени. Его старания были вознаграждены. Вскоре он не сомневался, что всадники были именно стражами, а их предводитель – Фредриком. Тем самым. Мглистый довольствовался обрывками фраз, тенями и прочими мелочами, чтобы разобраться в ситуации. Появление графа помогло ему сделать выбор. Трифон решил остаться. Более того, он решил, что просто обязан всеми правдами и неправдами добраться до верховного стража первым и раскрыть ему замыслы Лундес. Предательство? Трифон вовсе не считал, что кого‑то предает. Напротив, это решение в тот миг казалось ему единственным правильным. А потому он спешил, лишь бы не упустить Фредрика из виду.

      Далее были голые деревья, так плохо укрывавшие его, темнота, одновременно спасавшая его положение и в то же время мешавшая ему. Он то и дело спотыкался, мысленно понося реальность последними мглистыми словами. Граф и его окружение тем временем направлялись к конюшням. Трифон пытался не отставать, наблюдая за ними со стороны. Ему казалось, что на территории замка, у самого основания холма, днем не было столько строений. В темноте они превратились в мрачный лабиринт. Лишь звуки и едва различимые силуэты были его проводниками, да и они то и дело пропадали, словно растворялись в ночной черноте.

      Прижавшись к стене конюшни, он замер. Они подступили с другой стороны и вошли внутрь. Трифон засомневался: а граф ли вернулся, ведь можно было и спутать в темноте. Почему Фредрик и его спутники сами занимаются лошадьми? Или у них так принято?

      Время шло. Они по‑прежнему были внутри, о чем‑то говорили, но Трифон, как ни старался, не мог разобрать ни слова. И потом он замерз, зубы стучали довольно громко. Наконец стражи вышли. Четверо. Все, кроме Фредрика. Трифон осторожно выглянул и, убедившись, что граф остался в конюшне один, юркнул внутрь.

      Будь у мглистого