Вероятностный мир. Виталий Бурик

ion>

      ВЕРОЯТНОСТНЫЙ МИР

      Глава 1. ВПЕЧАТЛЕНИЯ

      ЖИЗНЬ ВЕЩЕЙ (отрывок)

      Мир человека меньше, чем весь мир,

      Но даже он не пойман в сеть словами.

      Из вечного пространства чёрных дыр

      течёт душа незримыми глотками.

      И вот уже живут её теплом

      дворы, дома, и утварь, и бумага…

      Здесь вечности печать лежит на том,

      что тленности не убежит в два шага.

      Дитя земли, гунн с варварским лицом,

      справляет для коня седло из злата…

      Не первым ли всеобщим языком

      вещь рукотворная явилась в мир когда-то?

      Музеи, как пиратов сундуки,

      скупого рыцаря сразив великолепьем,

      хранят слова умелой той руки

      для наших глаз, столетье за столетьем.

      И косность вековая вдруг течет,

      И формы льёт дыханье стеклодува…

      Так мастерство приручит хаос, счёт

      расставит вешки в галереях Лувра…

      И будет человек лицом к лицу

      стоять перед началом всех историй.

      И с теми же вопросами к Творцу

      он обратится вновь: зачем он? кто он?

      «Изгиб руки…»

      Изгиб руки,

      и подбородок о ладонь

      опёрся, словно лодка о причал…

      О как давно

      мой голос не звучал

      так явственно, являя то, что мне

      осталось,

      словно старое вино

      от солнечных и виноградных дней…

      Его испей —

      шепчу – его испей,

      возможно, для тебя берёг. Но – вру.

      Скорей всего

      в беспамятстве забыл

      в глубоких и безмолвных погребах…

      Но вот —

      глаза лучатся, и изгиб

      руки – как ветвь, где зреет виноград.

      Прозрачный

      солнцеликий виноград,

      что кровь согреет чувственным вином…

      К НАЧАЛУ РЕКИ

      Осенних листьев головокруженье

      Меня срывает с прочного причала

      И вспять реке несёт, в её начало.

      В несбыточное зыбкое сплетенье

      Из снов и недомолвок обещаний,

      Из утренних тропинок слёзноросых,

      Из щебетов и слов разноголосых,

      Из разноцветных прядей, рук касаний…

      И кружит, кружит, кружит мой кораблик,

      И ищет пристань в дымке горизонта,

      И верит, что к тебе вернётся с фронта

      Мой оловянный брошенный солдатик…

      Глава 2. ТРИПТИХ ДЛЯ ДЕКАБРЯ И СНЕГА

      1. Внутренний дом

      Сознаюсь тебе, всегда не любил верлибры.

      Близится Новый Год, и это не странно.

      Чинность, спускаясь с небес, починяет крыши,

      чтобы было тепло, чтобы не занесло, чтобы было, как надо.

      Против порядка восстать

      и в будильник кинуть подушкой,

      встать спозаранку, по новому снегу топать,

      встретить того, кого надо, и непременно сегодня,

      может быть это тот самый, по-настоящему нужный…

      Дотронуться до руки любимой – разве не чудо?

      Под Рождество и не такое может случиться.

      Смотрим в глаза – интересная там передача,

      озвучить рассказом, что в эту зиму нам снится…

      …это как в долгой поездке на пересадке —

      кинешь взгляд на пейзаж, окруживший поезд.

      Он здесь останется – ты повезёшь его дальше,

      разве не чудо – теперь полустанков двое…

      Жар отоплений центральных

      пригрел изнуренное сердце,

      муркает кот созвучно моим мотивам.

      Грёзы жонглируют: дом, Новый Год, апельсины,

      Бродский-поэт, и где-то на периферии,

      ты, если ты не против моих иллюзий.

      Можешь думать, что хочешь,

      но, знаешь ли, я не об этом…

      Это в танцах-романсах без визави невозможно.

      Летом, таким беспардонно-щебечущим летом,

      часто грущу о зимнем, холодном, беззвёздном

      небе, слишком открытом, чтоб выйти хотелось из дому,

      в форточку глянуть – и то наглотаться до одури воли…

      Точь-в-точь