Уничтоженная вероятность (Циклопы). Оксана Николаевна Обухова

не всем везет. Иные внуки – абсолютно бесполезный генофонд.

      «Бальзам на раны», – снимая с полочки туалетную воду, подумал Завьялов. Кешина болтовня избавила его от жутких подозрений: очнулся он на каталке в морге с ледяными членами и подозревал, что залетел не просто в тело, а конкретно в труп. Свободный от заселяющего его прежде интеллекта, а проще говоря – души. Вылетел Боря Завьялов из родимого тела, пометался по больнице и нет чтобы в коматозного полуживого пациента залететь, попал в помершего, бесповоротно освободившегося бомжару.

      Вспоминая фильмы ужасов про зомби, Боря начинал уже принюхиваться – не завонял ли разложением? Приглядывался исподволь, не появились ли на теле трупные пятна.

      Но если бомж замолодел… Тогда – порядок. Ошиблись доктора, свалили в морг полуживого дедушку.

      – А кстати, Борис Михайлович, – не унимался болтун-путешественник, – почему вы, скажите на милость, не пошли к палате уважаемого Косого, а застряли в больнице между этажами? Когда вас «выкинуло», я, прямо скажем, растерялся! Не знал, куда стопы направить.

      – У меня ухо оглохло, – выключая свет в прихожей и делая Кеше жест «на выход», проговорил Завьялов. – Решил к врачу наведаться.

      – ЧТО?!!

      Иннокентий, только что спешивший на романтическую встречу с Зоей и Жюли, попятился в темноту гостиной. Если бы секунду назад тело Завьялова не выглядело насквозь здоровым, Борис решил бы, что разложение коснулось именно его: в темноту уползало мертвенно белое лицо с остекленевшими глазами и отпавшей челюстью.

      – Эй, Кеш, ты чего? – негромко позвал Завьялов. – Иди сюда. – Чуть было не добавил «кис-кис-кис».

      – Борис… Борис… Борис… – невнятно лепетал стилист.

      Допятился до кресла, едва не рухнул, но устоял, слепо нашаривая подлокотник. Кое-как, задом, обогнул препятствие.

      Завьялов захлопнул входную дверь. Быстро прошагал до гостиной и включил верхний свет.

      Занервничавший Кеша испуганно присел и прикрыл лицо руками, как будто из люстры ударили не лучи, а копья.

      – Ну, ты чего это, дружище…

      – Борис Михайлович, – сипло прокаркало родимое горло, – не подходите. Это может быть опасно.

      – Кому? Тебе или мне?

      – Наверное… Наверное… – Завьялову показалось, что Иннокентий прислушивается к себе, то есть к полученному телу. – Уф! Я слышу. Борис Михайлович, я одинаково слышу обоими ушами!

      – Раз за тебя. За нас. – Завянь хмуро вглядывался в перепуганное лицо напротив. – Что случилось-то?

      – Беда, – коротко информировал стилист и утер вспотевшее лицо. – Борис Михайлович, вы не ощущаете внутри себя какого-то… постороннего присутствия? В новом теле вы – один?

      – Ну… как бы да, – прислушавшись к ощущениям, кивнул Завьялов и вернул вопрос: – А ты?

      – И я вроде бы… пока.

      – Кеш, ты толком ответить можешь? Что происходит?!

      – Ой, Борис Михайлович, ой-ей-ей! – по-бабьи заголосило тело. – Ой, мы попали-и-и…