Владимир Набоков. Русские романы. Нора Букс

по окончании романа «Подвиг», где отчетливо проводится гамлетовская тема. В декабре 1924 года он написал стихотворение «Шекспир».

      Надменно-чужд тревоге театральной,

      ты отстранил легко и беспечально

      в сухой венок свивающийся лавр

      и скрыл навек чудовищный свой гений

      под маскою, но гул твоих видений

      остался нам: венецианский мавр

      и скорбь его; лицо Фальстафа – вымя[19]

      с наклеенными усиками; Лир

      бушующий… Ты здесь, ты жив, – но имя,

      но облик свой, обманывая мир,

      ты потопил в тебе любезной Лете.

      И то сказать: труды твои привык

      подписывать – за плату – ростовщик,

      тот Виль Шекспир, что «Тень» играл в «Гамлете»…[20]

      Набоков считал, что автор, подобно Творцу, не открывает своего лица, и в собственном творчестве реализовал этот принцип по-своему, – ни откровений с читателями, ни разъяснений критикам…

      Родители души не чаяли в сыне. За год до его рождения Елена Ивановна потеряла первого ребенка при родах. Владимир навсегда остался любимцем семьи, несмотря на то, что со временем у него появились еще два брата и две сестры.

      Он рано стал проявлять способности. «Я научился счету и слову почти одновременно, в возрасте очень раннем»[21], – писал Набоков. Обнаружилось, что Владимир, как и его мать, наделен «цветным слухом». Объяснение, которым писатель сопровождает рассказ о появления цветовой окраски звука, иллюстрирует его уникальную, практически физическую, чувственную способность воспринимать буквы и звуки. «Не знаю, впрочем, правильно ли тут говорить о “слухе”, – размышлял Набоков, – цветное ощущение создается, по-моему, осязательным, губным, чуть ли не вкусовым путем. Чтобы основательно определить окраску буквы, я должен буквально просмаковать, дать ей набухнуть или излучиться во рту, пока я воображаю ее зрительный узор»[22]. И далее: «Чернобурую группу составляют: густое, без галльского глянца А; довольно ровное […] Р, крепкое каучуковое Г […] Переходя к спектру, находим: красную группу с вишнево-коричневым Б […] розово-фланелевым М и розовато-телесным В…»[23].

      Набоков вспоминал, что в детстве у него проснулись недюжинные способности к математике, которые потом пропали. Некоторые собственные признания, сделанные уже зрелым писателем, позволяют догадываться о восприимчивости его натуры, обозначившейся рано, о богатстве и импульсивности его детской фантазии. В воспоминаниях он писал: «Я всегда был подвержен чему-то вроде легких, но неизлечимых галлюцинаций. Одни слуховые, другие зрительные…»[24] и далее: «У меня вырастали из рубиновых оптических стигматов и Рубенсы, и Рембрандты, и целые пылающие города. Особого толчка, однако, не нужно для появления этих живописных призраков, медленно и ровно развивающихся перед закрытыми глазами»[25].

      Или другое свидетельство:

19

Ср. у Н. Гумилева в стихотворении «Заблудившийся трамвай» (1921): «В красной рубашке, с лицом как вымя / Голову срезал палач и мне…» – Молодой поэт Набоков был под влиянием поэзии Гумилева.

20

Набоков В. Стихи. Ардис: Анн Арбор. 1979. С. 156.

21

Набоков В. Память, говори. Указ. соч. С. 326.

22

Набоков В. Другие берега. Указ. соч. С. 26.

23

Набоков В. Другие берега. Указ. соч. С. 27.

24

Там же. С. 25.

25

Там же. С. 26.