Дом малых теней. Адам Нэвилл

на вымоченную в хлорке заготовку из папье-маше. Красные каемки век придавали ее крошечным глазам отталкивающий вид. Губы были настолько бесцветными, что практически отсутствовали, а переносица – настолько тонкой, что походила на лезвие: падавшие сбоку лучи солнца будто бы преспокойно проходили сквозь прозрачный хрящ, не встречая ни малейшего сопротивления среды. От такого лица трудно было не отвести взгляд с содроганием, но Кэтрин как-то совладала с собой. Участливым взором она принялась изучать замысловатую прическу, венчавшую сморщенную голову хозяйки этаким праздничным тортом. В седые пряди старухи было вплетено множество серебристых накладок. Внутри этой конструкции было явно не меньше килограмма ватина. Такой стиль Кэтрин видела только в исторических драмах или на женских фотографиях начала 1900-х годов. Ей захотелось думать, что хозяйка приняла такое обличье из-за нее, устроила своеобразный показ мод ради оценки специалиста. Она не знала, как реагировать, что делать, что говорить. Она просто смотрела не отрываясь.

      – Мне девяносто три, дорогуша. И за все эти долгих девяносто три года ни разу у меня не возникало соблазна размалевать губы этой вашей кошмарной помадой. – Строгий взор Эдит Мэйсон впился в губы Кэтрин. – Трудно поверить, но были славные времена, когда помада считалась пошлостью. Меткой шлюхи. – Последнее слово разнеслось по комнате с такой силой, что Кэтрин моргнула. Наверное, это такая месть, подумала она, за то, что с таким явным ужасом пялюсь на этот взрыв на кондитерском заводе, что случился у нее на голове.

      Отсюда надо уходить, пришло в голову следом. Несмотря на несметные богатства, явившиеся ее изумленному взору в одной-единственной комнате, безошибочный инстинкт подсказал Кэтрин, что если она останется, произойдет что-то очень нехорошее. По своему профессиональному опыту она знала, что величайшие сокровища очень часто охраняют самые хитрые и кровожадные драконы.

      – Но что вы, девушки, можете поделать? Живете по чужим правилам. Да и мы, бабушки, тоже никогда ничего в этом мире особо не решали. – Старуха улыбнулась, но на этот раз и глазами тоже. Кэтрин пришлось улыбнуться в ответ. – Прошу. – Эдит Мэйсон взмахнула костлявой рукой. На черном шелке платья с высоким воротом пальцы были так мертвенно-бледны, что Кэтрин, как завороженная, проследила все движение руки до конца. Когда она поняла, что руку облегает перчатка, у нее отлегло от сердца. – Смотрите. Не сомневаюсь, вам не терпится поглазеть на наши вещички. Бьюсь об заклад, вы так и рветесь подобраться к ним. Назначить им цену.

      – Я никуда не тороплюсь.

      – Не нужно ложной скромности. Не люблю я ее. Давайте-ка сразу проясним: мы никого сюда не приглашали, чтобы расстаться с нашей собственностью. С вещами, которые сейчас ни одна душа в мире не способна создать, не говоря уже о том, чтобы понять их истинное значение и ценность. Нам нужен кто-то, способный уразуметь, что именно создавалось здесь когда-то. Да, раньше мы сотрудничали с вашей фирмой ко взаимному удовлетворению, но на аукцион дадим добро