Ярче солнца. Анастасия Кит

Я безумно голоден.

      Он быстро съел этот жалкий, для него, сэндвич, пока я только начала есть пирожное. Я поняла, что я есть особо не хотела, мне некуда было впихнуть это пирожное. Крем в нем был слишком сладким, а ягоды слишком кислыми.

      – Арчи?

      – Да?

      – У меня еще пирожное, не хочешь? – я протягиваю и показываю ему нетронуто пирожное. Через пару секунд понимаю, почему он не реагирует.

      – Да я всегда голодный, – он смеется. – Ты купила его себе?

      – Я купила его себе, но поняла, что наелась смузи.

      Парень вновь начинает смеяться, а я даю ему в руку пирожное. Он кивает и быстро съедает.

      Через некоторое время он одолел полностью эту ужасную кондитерскую пытку для моих зубов и решил пересесть на траву. Я сползла со скамейки за ним.

      – Я никогда не видел, – усмехается молодой человек, сидя на траве и попивая горячий шоколад, который я принесла ему.

      – Что видел? – повернувшись, я понимаю свою ошибку в вопросе.

      – Я мог бы видеть тебя, если бы не был уродом. Мог бы наблюдать за волнами еще и глазами. Мне это безумно нравится. Слышать морской запах, слушать бьющиеся о камни волны. Но я не представляю, каково это. Какие они.

      – Тяжело, наверное. Даже не знать, как выглядит твоя любимая кошка.

      – У меня ящерица.

      Я смотрю на него и не понимаю, почему я сейчас сижу с ним, почему мой мольберт стоит вдалеке, почему человек, имея инвалидность с детства не примет это как свою реальность. Я смотрю на Арчи, на его кудри.

      – Знаешь, я ведь понимаю, что она такая, ну.. Я изучал ее, трогал, – он ставит стакан и начинает играть пальцами в воздухе. – Она такая, ну, шершавая, – рассмеялся. – Ее зовут Глэдис.

      – Ящерицу?

      – Да. Мама меня обучала. Давала в руки фигуры в детстве. Объясняла, что такое шар и тому подобное.

      Честно, я не знаю, зачем мне все эти подробности от незнакомца. Но если ему становилось от этого легче, то я слушала. Да и солнце было уже не то, а тени и вовсе растворились за нашими разговорами.

      Я присаживаюсь рядом и думаю: каково это…

      За разговорами о жизни, о его болезни, о моем образовании, мы пробыли до вечера в парке. И когда стемнело, меня осенило, что пора бы домой. Я толкаю своего собеседника, который все еще сидел на мокреющей от вечера, травы. Он медленно разворачивается в мою сторону. Уже стемнело, но Арчи сидит в очках. Пару раз я задумывалась о том, не темно ли ему. И чувствовала себя из-за этого очень странно, неприятно. Я забывала, что он не видит.

      Я и Арчи, мы просто плюхнулись на траву, живо беседуя. Общение было самым разнообразным. Эти разговоры были странными. Он мне объяснял свою учебу. Как он учился писать. Как врач ему дал лист с алфавитом Брайля и сказал, что стоит это изучить. Это было по-настоящему странно. Не всякая ваша задумчивость, которую не так давно прировняли к странности. Странность – это жизнь Арчи. «Моя жизнь – это большая ошибка», – он смеялся с тех слов, с которых меня передергивало. Все это время разговора он был повернут лицом ко мне. Но он не видит.