Маменькин сынок. Полина Денисова

кольцо и укрощалась шпильками. После этого Альбина, которая никогда не была стыдливой, по-прежнему голая, принималась шумно шлепать по комнате, гладить мужу рубашку и брюки, штопать носки, мести пол, и под эти утренние звуки Петр притворно открывал глаза, чувствуя себя маленьким ребенком. Это была их необъявленная игра, взрослая игра в мужа и жену, которые любили друг друга намного больше, чем могли сказать об этом словами. Он не уставал ждать, когда тяжелые груди склонившейся над ним жены колыхнутся возле самого лица, так, что можно ухватить губами крупный сосок,  и сама она, тоже тяжелая, пахнущая терпким и чем-то немного кислым, смеясь, опустится прямо на него. Он всегда любил эти утра, принадлежавшие только им, и никому больше. Потом был день, план, обязательства и выговоры, тяжелый, иногда изнуряюще тяжелый труд, когда во время перекура было лениво даже стряхнуть пепел с папиросы, а несколько раз Петр засыпал, стоя под тугой струей горячей воды в общей душевой.

      Альбина умерла внезапно, от пневмонии, которая начиналась как простая простуда. Детей у них так и не появилось. После похорон Петр, который уже выработал свой подземный стаж и раннюю пенсию, сдал ордер на квартиру, побросал в старенький чемодан две рубашки, пару трусов и альбом с фотографиями, и отправился на вокзал, где долго стоял перед железнодорожной картой страны.

      Приехав в областной центр на Волге, он устроился рабочим на шинный завод, получил комнату в рабочем общежитии, выписал журналы «Смена» и «Радио». По вечерам Петр с интересом занимался своей самодельной радиостанцией, на выходных выпивал пива с товарищами по смене. Ходил на футбол, в кино, редко – на танцы. С женщинами у него как-то не складывалось.

      С Надей Куличкиной он познакомился на первомайской демонстрации, она пришла туда вместе с его сестрой и своей коллегой Дусей, которая, окончив институт, приехала вслед за братом и устроилась в конструкторское бюро. Надежда была секретарем партийной организации. Полненькая, с русой косой, уложенной короной вокруг головы, с серьезными серыми глазами, тщательно подрисованными химическим карандашом, она уже миновала молодость, и скромная красота ее была не яркой, дразнящей и дерзкой, но спокойной и мудрой, обещающей достойную и крепкую, образцовую советскую семью. Петр влюбился тихо, но накрепко. Выждав неделю, он встретил Надю возле проходной кэбэшки, как называли в городе конструкторское бюро. Надя удивилась, на щеках ее выступил румянец, но вела себя сдержанно. Чинно позволила проводить себя до дома, на чай не пригласила, но на следующее свидание согласилась.

      Через полгода Петр сделал Надежде предложение, она ответила согласием. Свадьбу сыграли скромную, однодневную. Жениху с невестой было уже сильно за тридцать, а потому особенной торжественности не предполагалось. После ЗАГСа отправились в кафе, гостей было довольно много, но выпивали культурно, прилично. Из кафе молодые супруги Губа отправились к Наде, перед самой свадьбой ей дали отдельную двухкомнатную