Златые купола над Русью. Книга 2. Лейла Элораби Салем

благословение на войну с казанцами.

      7. Первая война

      Мухаммед-Эмин вот уж сколь седмиц не покидал казанского дворца, проводя время то в праздности, то рассылая гонцов с призывом двинуться обширной армией на неверных, во имя Аллаха утвердить власть над гяурами. Гонцы вскоре возвращались в Казань, принося недобрые, тревожные для хана вести: астраханский правитель, сославшись на недуг, отказался выступать в поход; султаны и шахи Средней Азии обещали в свое время помочь казанцу, но когда, того не знала; шахи горных областей Персии и северо-западного Китая поведали, что им, возможно, самим вскоре понадобится помощь супротив язычников и посему ни о какой войне с урусами они не мыслят. В ярости кидал Мухаммед-Эмин в жаровню письма мусульманских правителей, бил по спине гонцов за недобрые вести, а потом требовал созывать совет мудрейших, слушал их речи, про себя мыслил: «Малодушные глупцы, ах, какие глупцы! Ну ничего, если Аллах дарует мне победу над московитами, то следующий мой удар падет на головы трусов».

      Сегодняшним вечером хан проводил в окружении упоительных арабских танцовщиц, одетых в тонкие шелковые шаровары и кисейные покрывала на голове, тела их были умащены иранскими маслами, а многочисленные браслеты и монисты легко позванивали в такт движений. Этих красавиц с кофейной кожей и большими черными очами доставили казанскому правителю купцы из дальних гор Гиндукуша – дикой чистой земли, где до сих пор живут племена арийцев – статных, сероглазых родоначальников европейских народов. Каждая из таких пленительных красавиц стоила на рынке по цене породистого жеребца, но для него – хана – купцы преподнесли танцовщиц в дар. Окрыленный их дивной, южной красотой, Мухаммед-Эмин каждый вечер отдыхал в их объятиях, его разум пьянел от страстных поцелуев красавиц и сладостых ароматных запахов. Особенной ему приглянулась одна, та, что одета в полупрозрачное ясно-голубое одеяние, вокруг головы красавицы переливались золотом тонкие цепочки в виде звезд, а длинные толстые иссяня-черные косы точно змеи струились по спине и бедрам.

      – Самира! – подозвал Мухаммед-Эмин красавицу, остальных отпустил.

      Красавица опустилась на колени перед ханом, послушно принялась расстирать ему спину, ожидая милостей либо кротного доброго взгляда. Но хан был непостоянен: то, чем восхищался несколько минут назад, могло вскоре вызвать в него злость. Вот и нынес тревогой погружался он в собственные думы, с волнением в душе осознавал, какая участь ожидала его в поражении с урусами. Так хотелось ему сейчас поделиться с кем-то своими страхами, но с кем? Не с этой же дурой. Встав на ноги, Мухаммед-Эмин расшвырял подушки, крикнул зло в лицо Самиры:

      – Пошла вон!

      Та, опешив, расширила огненные глаза, в недоумении уставилась на хана. Хан, указывая рукой на дверь, воскликнул:

      – Я говорю, убирайся, дочь ослицы! Ну?!

      Самира сразу поняла: подняв с пола разбросанные накидки, скрылась за дверью, радуясь тому, что сегодня