Кыштымский карлик, озёрский мутант и Ко, или История одного расследования. Ольга Гарика Гладышева

И, счастливая, заторопилась на автобус до дому.

      – Не много ли ты ей дала? – спросила сидящая рядом товарка. – Сама домой порожняком пойдешь.

      – Не волнуйся, наторгую. Эта трава – прострел, Богом мечена, ее все бесы боятся, хоть живые цветы, хоть сушеные. Люди после службы из церкви пойдут – потихоньку раскупят.

      – А если не раскупят? – усомнилась та.

      – А и не раскупят – не беда. Значит, я милостыню Евсевне дала. Мне от Всевышнего, – Тамара подняла к небу глаза, – зачтется. Бедная она женщина, горемычная, помогать таким – святое дело. Не так давно она сына потеряла. Вот порой и чудит, своего Алексея будто бы малышом видит… Одна она мыкается. Спасибо, невестка Алена Евсевну не забывает, хоть и замуж опять вышла и ребеночка родила, все старуху проведывает, чистая душа.

      И вдруг подбоченившись, Тамара закричала громким голосом, да так, что ее услышала даже Евсевна, втискиваясь в автобус:

      – Кому цветы? Первые подснежники. Изгоняют дьявола из дома. На милю нечисть не подпустят. У кого проблемы с тещей, с соседом, с алкоголизмом, с подростками налетай, покупай. Да будет мир в ваших домах. Да будет еда на ваших столах. Да подружится с головой наша власть. Да как бы нам дожить до этого, – последние две фразы она произнесла немного тише, но именно они вызвали одобрение и смешки у окружающих.

      – А вы знаете, что этот цветок занесен в «Красную книгу» и является вымирающим видом? – негромко спросила проходящая мимо женщина. – Особенно эта его желтая разновидность.

      – Знаю, – честно сказала Тамара. – Ходили слухи, что эти цветы ушли в горы и встречаются только на заснеженных вершинах. Но раз их сегодня где-то здесь отыскали, значит… Еще живы они и растут рядом с нами. Я же не могу старушке запретить их собирать: ей тоже жить надо… Мы все здесь вымирающий вид, – негромко добавила она.

      Алешенька – так в честь сына назвала Евсевна своего гномика – жил в ее домишке уже второй месяц, только с каждым днем он становился все слабее и печальнее. Евсевна не то чтобы не замечала этого, она списывала это на затянувшуюся весну и свято верила, что когда солнце начнет пригревать по-настоящему – все наладится само собой, и непонятные хвори у Алешеньки пройдут, и все будет замечательно. Врачей Евсевна не уважала и обращаться к ним не спешила. Она любила в гномике печального Пьеро с его хрупкостью, грустью и слезливостью. Гномик действительно, как говорится, «спал с тела», усох и стал похож на маленькую детскую игрушку. И Евсевна относилась к нему, как к игрушке, которую можно, наигравшись, отложить куда-нибудь в уголок. Так ребенок относится к заводной обезьянке или к шагающей кукле. Такая кукла была у соседской девочки. Куклу можно было вести за руку, раскачивая из стороны в сторону и слегка наклонив вперед. Кукла как бы сама переставляла свои пластмассовые ножки, крутила при каждом шаге головкой, да еще, при определенном усилии, из нее можно было