Осень Средневековья. Йохан Хёйзинга

Соглашение о Combat des Trente [Битве Тридцати][275] (от 27 марта 1351 г.) между мессиром Робером дё Бомануаром и английским капитаном Робертом Бемборо последний, по Фруассару, заключает такими словами: «…и содеем сие таким образом, что в последующие времена говорить об этом будут в залах и во дворцах, на рыночных площадях и в прочих местах по всему свету»[276]. Шастеллен, в своем вполне средневековом почитании рыцарского идеала, тем не менее выражает уже вполне дух Ренессанса, когда говорит:

                         Honneur semont toute noble nature

                         D’aimer tout ce qui noble est en son estre.

                         Noblesse aussi y adjoint sa droiture[277].

                         Кто благороден, честь того влечет

                         Стремить любовь к тому, что благородно.

                         К ней благородство прямоту причтет.

      В другом месте он отмечает, что евреи и язычники ценили честь дороже и хранили ее более строго, ибо соблюдали ее ради себя самих и в чаянии воздаяния на земле, – в то время как христиане понимали честь как свет веры и чаяли награды на небесах[278].

      Фруассар уже рекомендует проявлять доблесть, не обусловливая ее какой-либо религиозной или нравственной мотивировкой, просто ради славы и чести, а также – чего еще ожидать от этакого enfant terrible – ради карьеры[279].

      Стремление к рыцарской славе и чести неразрывно связано с почитанием героев; средневековый и ренессансный элементы сливаются здесь воедино. Жизнь рыцаря есть подражание. Рыцарям ли Круглого стола или античным героям – это не столь уж важно. Так, Александр[280] со времен расцвета рыцарского романа вполне уже находился в сфере рыцарских представлений. Сфера античной фантазии все еще неотделима от легенд Круглого стола. В одном из своих стихотворений король Рене видит пестрое смешение надгробий Ланселота, Цезаря, Давида, Геркулеса, Париса, Троила[281], и все они украшены их гербами[282]. Самая идея рыцарства считалась заимствованной у римлян. «Et bien entretenoit, – говорят о Генрихе V, короле Англии, – la discipline de chevalerie, comme jadis faisoient les Rommains»[283] [ «И усердно поддерживал <…> правила рыцарства, как то некогда делали римляне»]. Упрочивающийся классицизм пытается как-то очистить исторический образ античности. Португальский дворянин Вашку де Лусена, который переводит Квинта Курция для Карла Смелого, объявляет, что представит ему, как это уже проделал Марлант полутора веками ранее, истинного Александра, освобожденного от той лжи, которой все имевшиеся под рукой жизнеописания обильно украсили его историю[284]. Но тем сильнее его намерение тем самым предложить герцогу образец для подражания; и лишь у немногих государей стремление великими и блестящими подвигами подражать древним выражено было столь же сознательно, как у Карла Смелого. С юности читает он о геройских подвигах Валевейна и Ланселота; позднее их вытеснили деяния древних. На сон грядущий, как правило, несколько часов кряду читались выдержки из «les haultes histoires de Romme»

275

Битва Тридцати – нечто среднее между сражением и турниром – состоялась между англичанами и французами во время Столетней войны в Плоэрмеле, в Бретани, в 1351 г. В ней участвовало по тридцать человек с каждой стороны. Французскими рыцарями командовал маршал Франции Жан дё Боманур. Повествуя о битве, Фруассар неверно называет его Робером, путая его с его сыном, также французским военачальником, Робером дё Бомануаром (ум. ок. 1384). Во главе англичан стоял капитан, то есть начальник наемного отряда (иногда – но не в данном случае – комендант гарнизона), Джон Бемборо (иначе Бамборо, Бамбро, Бранбо, то есть Бранденбуржец), немец по происхождению. Фруассар также ошибочно называет его Робером. Ср. примеч. 12 к гл. IV.

276

Froissart (éd. Luce). IV, p. 112; как Bamborough, так и Bembro, Brembo – прозвища, идущие от Brandebourch.

277

Le Dit de Vérité // Chastellian. VI, p. 221.

278

Le Livre de la paix // Chastellain. VII, p. 362.

279

Froissart (éd. Luce). I, p. 3.

280

Образ Александра Македонского был чрезвычайно популярен с XII в., когда появилось большое количество романов, сначала стихотворных, а потом и прозаических, где Александр, почти утерявший какое-либо сходство с реальным прототипом, описывается как идеальный рыцарь.

281

В Средние века, особенно в позднем Средневековье, образцами рыцарства считались герои цикла преданий о Карле Великом, персонажи романов об Артуре (Ланселот, Гавейн, или Валевейн, и др.), Александр Македонский (см. предыдущий коммент.), некоторые персонажи античной мифологии, например Геракл, а также герои Троянской войны. Поэма Гомера не была известна на средневековом Западе (кроме школьной ее переработки, так называемого латинского Гомера), но поздние латинские произведения на темы Троянской войны, дошедшие до нас под именем Дарета Фригийца и Диктиса, породили начиная с XII в. множество Романов о Трое. В них совершенно в рыцарском духе и в чисто феодальной обстановке действуют Гектор, Ахилл, Парис, не имеющие ничего общего с героями Илиады, а также целиком придуманные персонажи, например Троил, впервые упомянутый Даретом. Под пером автора XII в. Бенуа дё Сен-Мора Троил стал идеальным верным рыцарем, влюбленным в ветреную Брисеиду.

282

Le cuer d’amours espris, Œuvres du roi René / Ed. De Quatrebarbes. Angers, 1845. 4 vol. III, p. 112.

283

Lefèvre de S. Remy. II, p. 68.

284

Doutrepont. Ordonnance du banquet de Lille // Notices et extraits des mss. de la bibliothèque nationale. 1923. XLI, P. 183.