Находка для шпиона. Лариса Анатольевна Ильина

мою разрушила и, поверь, за это заплатишь!

      Слова хлынули из Эммы, как бурлящая лава из кратера. Голос звенел всё громче, словно из тонких ручьёв сливалась раскаленная мутная река. Захлёбываясь, вдова потрясала кулачками и, притоптывая в такт ножками в элегантных туфельках, яростно выплевывала оскорбления. Зрелище было не для слабонервных, и если бы я не была в курсе происходящего, то наверняка бы поверила, что Лиса ей здорово досадила. Пожалуй, я не ошиблась, сочтя идею сего визита несколько легкомысленным. Самое время было подумать о его завершении.

      Меж тем вдова немного выдохлась и взяла паузу. С трудом пришедшая в себя Алиска не преминула этим воспользоваться:

      – Не знаю, кто сказал вам подобную глупость, но между мной и вашим мужем никогда ничего не было! Я всего лишь согласилась ему помочь! И пришла сюда именно для того, чтобы…

      Заслышав голос Лисы, Эмма неожиданно успокоилась и задышала ровно. На губах заиграла странная улыбка.

      – Ну, надо же, сколько благородства! – насмешливо хмыкнула она. Потом повернулась и, шагнув к каминной полке, вытащила что-то из стоявшей там костяной шкатулки. – А на это что скажешь?

      И, живо процокав в нашу сторону, бросила на стоящий рядом журнальный столик снимок поляроида. Пока мы с Лисой переглядывались, вдова снова вернулась в угол и застыла, зябко переплетя руки.

      Я взяла в руки снимок и… опешила. Косясь одним глазом на неприятеля, Лиса тоже взглянула. И ойкнула.

      С фотографии, кокетливо улыбаясь, на нас глядела Алиска. Она оглядывалась через плечо, сидя к фотографу почти в три четверти, и видны были лишь её голова и плечи. Жемчужные зубки и шаловливый завиток за ушком… Портрет великолепный, именно это я бы и сказала, если не одно маленькое «но». Хотя, если учесть из чьих рук мы получили снимок, маленькое «но» превращалось в большое, просто огромное, размерами с небоскреб… Алиска, мягко говоря, была неодета. Даже при самом тщательном рассмотрении плечи подруги оставались голыми, как осиновая ветка на Рождество.

      Совладав с первичным шоком, я рассмотрела то, что виднелось на заднем плане. Это явно Алискина мастерская, причем в объектив ещё попала часть портрета Аркадия Самарина, торчащие из-за мольберта рулоны, несколько полок с банками и какая-то пёстрая тряпка, которую я в первый момент приняла за занавеску.

      – А вот это… – я оглянулась, и увидела Эмму, держащую в руках какой-то цветной куль. Видно, пока мы таращились на Алискины прелести, она куда-то выходила. – Та самая рубашка… Его любимая рубашка…

      И швырнула то, что держала, на тот же столик. Это и в самом деле оказалась яркая «гавайка» безумного красно-оранжевого цвета, пересыпанного черным горошком и губастыми негритятами.

      Мне всё же понадобилось несколько секунд, чтобы понять, чего добивается вдова. Всё оказалось до неприличия просто: пёстрая занавеска на фото была вовсе не занавеской. Это в зеркале, что висело на стенке Алискиной мастерской, отразились полы одежды горе-фотографа. Который, как не крути, находился внутри именно этой