Куда ведешь, куда зовешь, Господи!. Светлана Петровна Морозова

кровь горит как костер цыганский и пенится как твой шампань-коблер.

      – Ой, про шампань-коблер-то я забыл, он у меня во фляжке.

      В сумке нашлись еще и конфеты. Лави рассказывал, что его отец армянин, мать русская, про удивительную бабку, которая научила его любить русские народные песни. И мы пели. Я – Окуджаву, Муслима, Жана Татляна, Шарля Азнавура, цыганские и русские народные. В ответ Лави спел красивую армянскую народную песню про любовь.

      – Ой, какая красивая, я ее слышала. Научишь?

      – Ну, конечно научу, моя красавица!

      Потом спросил:

      – Ну, ты как, нормально?

      – Отлично! – словно в рай залетела? Господи, не дай сойти с ума!

      Всю ночь мы резвились как дети, бегали после купания между деревьями, кувыркались на своем лежбище и до рассвета любили друг друга. Когда встало солнце, мы снова искупались, оделись и уснули, обнявшись. Проснулись от шороха метлы, которой рабочий подметал аллею недалеко от нас.

      Я не сказала Лави, что уезжаю в Узбекистан на практику, чтобы не огорчать его. Просто сказала, что приду в бар, в полдень ему надо было приступать к работе. Такси домчало нас до общежития. Я поцеловала его, погладив по щеке.

      – Я люблю тебя! Я буду ждать тебя! – шептал Лави.

      – Я тоже! Спасибо, милый!

      Я выскользнула из машины, постояла с поднятой рукой, глядя на высунутую в окно его голову и руку. Такси повернуло и скрылось, я пошла к общаге.

      Девки теребили вопросами, но я не была расположена делиться впечатлениями. Любовь высосала все силы:

      – Перебьетесь, спать хочу!

      Добралась до постели, не раздеваясь, рухнула лицом в подушку и отключилась.

      Разбудили меня за два часа до отхода поезда. Времени проститься с Лави не было, оставалось только привести себя в порядок, собраться и на вокзал.

      – Ну, ты даешь, Светка, не разбудили, так бы и проспала. Еле живая явилась, глазищи горят, как у кошки, какие-то шальные, щеки впали, скулы торчат – пропала, подруга!

      – Ой, девки, не могу – до чего я счастливая и до чего несчастна-я-аа! Точно, пропала! И ничего хорошего, влюбилась по уши, обещала заскочить, и на тебе – уеду на месяц, не простившись, даже не сказала, что уезжаю, балда! А зовут его, знаете как? – Лави!

      – Ничего себе, он что, не русский? Да, этот Лави так тебя ухайдакал, что не проснулась бы.

      – Ой, девки, проспала я свою любовь! Какая же я несчастная!

      И я, завывая от слез, торопливо готовилась к поездке.

      В шесть часов вечера поезд умчал нас в Узбекистан. Лежа на верхней полке, я не общалась ни с кем, думая только о своем любимом с нездешним именем Лави, который не дождется меня и, конечно же, будет страдать, не понимая, почему я не пришла, бросила его, обманула!

      Дорогой мой, любимый, единственный! Я тоскую по тебе, мой черноглазый мальчик! Спасибо за любовь! О, Господи, скорей бы вернуться в Алма-Ату!

      А тело мое и кожа томительно горели от воспоминаний прошедшей ночи, не давая уснуть.

      В