Глаза ее куклы. Екатерина Неволина

открывай, – поощрительно улыбнулась мама и, наклонившись, помогла справиться с бантом.

      Комнату наполнял прозрачно-медовый солнечный свет, такой сладкий, что его можно было лизать, как мои любимые леденцы.

      Я набрала побольше воздуха в грудь, потянула вверх крышку и… не поверила своим глазам.

      В коробке лежала совершенно чужая кукла! Я не помню ее лица, не помню, в какое платье она была одета. Главное – это оказалась не Гретхен!

      Горло в тот момент сдавила невидимая петля, а по щекам быстрыми ручейками побежали неудержимые слезы, впадая где-то во вселенскую реку несбывшихся надежд. Я ревела так отчаянно, что первые минуты взрослые даже не пытались меня утешить, совершенно не понимая, что происходит.

      Но потом мама подхватила меня на руки, принялась качать, успокаивать, все повторяла, что я уже большая и плакать не нужно. И от этого хотелось рыдать все горше и горше.

      – Что случилось? – спрашивала мама. – Почему ты плачешь?

      А я никак не могла ответить, захлебываясь рыданиями. Наконец, спустя некоторое время, успокоилась, и маме по большому секрету удалось узнать причину моих слез.

      – Зачем тебе Гретхен? Эту куклу очень любила твоя прабабушка. Гретхен не для игры, понимаешь? – пыталась убедить меня мама.

      Но это, конечно, привело только к новому потоку слез.

      Когда я снова успокоилась, взрослые удалились на кухню для совещания, со мной остался лишь папа, который безуспешно пытался отвлечь меня какой-то глупой игрой. Я слушала доносившиеся из-за неплотно прикрытых дверей голоса и никак не могла понять, что происходит и подарят ли мне Гретхен.

      Наконец торжествующая процессия появилась, чтобы возвестить непостижимую для моего понимания вещь: куклу мне подарят, но, пока я не подрасту, Гретхен будет по-прежнему жить у бабушки, а я смогу ходить к ней в гости, когда пожелаю.

      Разумеется, я пожелала немедленно. Даже попытки соблазнить меня тортом позорно провалились, и мама, зная мое упрямство, посоветовала ехать немедля.

      Мы сели в машины. В то время папа водил серый «Шевроле», а у дедушки Бори и бабушки Лены была старая «Победа». Дорога показалась мне ужасающе долгой, хотя на самом деле папины родители жили в том же районе, что и мы, так что ехать пришлось едва ли больше минут пятнадцати-двадцати.

      И вот, наконец, мы в гулком подъезде старого сталинского дома. Обитая дерматином дверь бабушкиной квартиры кажется мне прекраснее райских врат. Мы входим в бывшую коммуналку, где мой дед прожил всю свою жизнь и куда принесли моего папу сразу после того, как он появился на свет. Я в нетерпении пробегаю длинный коридор, заставленный книжными шкафами, и останавливаюсь на пороге комнаты с ручками в виде львов, держащих во рту медные кольца.

      – Ну вот и Гретхен! – говорит бабушка Лена, улыбаясь.

      А дедушка Боря отворачивается. Мне кажется, он не любит кукол.

      Тот день оказался самым счастливым и самым несчастным для меня.

      До рокового случая в тот миг оставалось менее часа.

      Трель дверного