Смертельный любовный треугольник. Георгий Баженов

и то же: крики, грубость, склоки, драки, пьянки, измены… С тремя такими женщинами едва было не соединил судьбу и сам Егор, но что-то в последний момент останавливало его. А не должно бы останавливать, если бы он в самом деле растворился, как мечтал, в рабочей среде до последнего донышка. Люська-контролерша, последняя его любовь, кричала ему в подъезде общежития, кричала громко и нахраписто, чтоб все слышали:

      – Пидар ты, а не мужик! Другой бы убил бабу, застань ее с другим, а этот – с цветочками лезет. Тьфу!

      Было дело, застал Люську с товарищем по комнате, с цветами как раз пришел, – ну, что было делать? По обычному сценарию – мордобой устраивать, а он спокойно хризантемы на кровать положил.

      – Поздравляю, – говорит, – от всего сердца! – И вышел.

      Плюнул в душу – вот что он сделал, – уж не чужак ли в нем проснулся? Свои так не поступают…

      И пришлось однажды понять Егору, что хоть шесть, хоть сто лет работай он на заводе, никогда ему не преодолеть тоски и пропасти, которые существуют между двумя странными и страшными полюсами: временем, когда ты работаешь, и временем, когда ты свободен. Оказывается, рабочий человек, которому поклонялся Егор, поклонялся истово, искренне и справедливо, этот человек прав только тогда, когда он работает. Когда он работает – он царь. Он истина. Он правда. И все, что есть в мире, – все от него. Но как только он уходил от станка (и как глубоко, драматично Егор испытал это на себе! – только долго не сознавал правды) – так вдруг оставался рядом с пустотой, с пропастью, которые и поглощали его. Человек знал, что он такое, когда работал, и совершенно не понимал, кто он такой, кода был свободен. Он был так же велик в работе, как ничтожен в досуге, – отсюда яркость созданного материального мира и нищета духовной жизни. Вот трагедия-то в чем! – ужаснулся однажды Егор. Он хотел приобщиться к истине – и приобщился к ней, а вместе с истиной хлебнул и новой лжи, нового обмана и пустоты – и ужаснулся!

      Если не в философии, не в словах, не в понимании мировых законов истина – то и в создании материальных ценностей истины тоже самой по себе нет!

      Одни болтают, другие работают, но ни те, ни другие не есть истина. Все люди – ложь, каждый несет в себе отраву и суету, гордыню и самолюбие, обольщение и обман. Человек не стал еще человеком, а уже предъявляет миру непомерный счет, оставаясь в духовном своем развитии на уровне неандертальца. Кто я сам? – спросил себя Егор. И ответил: неандерталец. Но неандерталец, который осознал это. Я чувствую себя обманутым, потому что люди, и те, которые болтают, и те, которые работают, – полны самооболыце-ния, им кажется: они живут по правде и истине, потому что иначе и быть не может, а на самом деле о правде и истине говорить смешно, потому что они и людьми-то еще не бывали и не живали.

      И то раздражение, которое испытывал Егор в последнее время к своим товарищам-рабочим (хоть и совестно было признаваться в этом даже самому себе), и тот стыд, который жег его, когда он был студентом университета и чувствовал