Не оставляя. Константин Александрович Широков

бренчала гитара, раздавались голоса, в том числе и девичий смех, и красными точками на мгновенье вспыхивали огоньки от сигарет. Там было оживлённо и очень весело.

      Поравнявшись с парнями у кустов, я хотел уже свернуть в проход к дому, но один из них направился ко мне и, чему-то улыбаясь, спросил закурить. Скуластое лицо его с широко расставленными глазами было надменным и нагловатым. Что-то подсказывало мне, вовсе не сигарет ему хотелось. Я вежливо ответил, что не курю.

      В это время подошёл небольшого роста конопатый его напарник и, смерив меня оценивающим взглядом, небрежно сквозь зубы бросил:

      – Угостить сигареткой не хочет, зажал что ль?!

      Третий (тот, что был в белой рубашке) тоже подошёл и стал позади меня, и мне стало предельно ясно, что сейчас в ближайшую минуту, если не предпринять что-нибудь неожиданное для них, я получу по своей интеллигентной физиономии вполне конкретно и по полной программе. Это стало ещё очевиднее, когда скуластый уже нагло пытался вытащить пальцами из нагрудного кармана моего батника авторучку, которую мне вручила Стелла перед первой лекцией.

      И я стал действовать так, как был обучен и подготовлен в своём родном дворе именно к таким нештатным ситуациям. «Подожди!» – спокойно сказал я скуластому негодяю, мягко отстраняя его руку. Затем, обернувшись назад к самому слабому из них, попросил того подержать мой словарик и тетрадь. И, когда тот от неожиданности взял их, с удивлением таращась на эти, видать, не очень привычные для его рук предметы, почти не размахиваясь, я врезал скуластому внутренней стороной ладони между его широко расставленных глаз в область носа. Этот простой приём я в совершенстве отработал в спортивном школьном зале на тренировочной боксёрской груше. Жесткий удар ладонью в нос не причинял больших травм, но мог любого вывести из строя минуты на две, что было вполне достаточно, учитывая мои спринтерские качества.

      Конопатому я следом хорошо заехал ногой в пах и добавил ребром ладони по его шее, от чего тот вскрикнул и ещё больше согнулся. Но я недооценил самого слабого из них – того, что стоял за спиной и держал в руках мои вещи. Он тут же бросил тетрадку со словарём в траву, видимо собираясь удирать. И когда я за ними наклонился, этот уже почти удравший слабак вдруг ошалело навалился на меня всем своим тщедушным телом и, испугавшись, наверно, своей храбрости, испустил в темноту, в сторону лавочки, где негромко бренчала гитара, классический душераздирающий вопль о помощи, переходящий в самом конце для пущей убедительности в протяжное истощённое подвывание: «На помощь, наших бью-ю-у-у-ют!..» И только я успел освободиться от него, стащив с себя за его же треснувшую где-то у шва белую рубашку, как подлетело ещё трое или четверо. Крепкий длинноволосый парень с разбегу ногой ударил меня в лицо. Я откинулся на траву и сначала искры, а потом расходящиеся оранжевые круги и яркие белые пятна, похожие больше на симпатичных дружков-колобков, закружились весёлым хороводом передо мной и почти одновременно я услышал