Выбор. Игорь Ревва

как будто липкой от этого жуткого тумана. Но едва только я протянул замёрзшую ладонь к огню, как что-то меня долбануло по затылку.

      Та штуковина, что приложилась к моей голове, теперь валялась на ковре, поблёскивая своими хромированными металлическими частями. Я потёр затылок, длинно и смачно выругался, и подобрал её. С виду так сразу и не поймёшь, что это за лабудень. Больше всего она была похожа на уменьшенную копию какого-то старинного ткацкого станка. Она свободно умещалась на моей ладони и состояла из очень многих мелких деталей. Некоторые из них действительно были металлическими, но я заметил и темнеющие крепления то ли из эбонита, то ли из дерева. А кое-где, меж причудливо изогнутых полосок и стерженьков, поблёскивали крошечные осколки стекла, аккуратно прикреплённые к остальным частям механизма. Короче говоря, всё это выглядело как бред сумасшедшего часовщика, решившего с досады запульнуть свою фигню ко мне в окошко. Хотя, нет… Окошко-то к тому моменту я уже успел закрыть… А может быть, она свалилась с камина?

      Я посмотрел на мраморную доску над камином. Доска была расположена под значительным углом и стоять там что-либо не могло вообще.

      Часы прозвенели, сообщая, что уже без четверти пять. Я договорился с Синтией на шесть, но намеревался немного пройтись по городу. Так что, если я действительно хочу это сделать, мне самое время покинуть номер. Я осторожно положил «ударное устройство» на стол и вышел в коридор.

      В вестибюле гостиницы на глаза мне попался плакат, которого ещё вчера здесь не было. Большой и красочный, отпечатанный на дорогой мелованной бумаге плакат: «Двести лет Великому Договору!!!» С датами «1801 – 2001» и портретами обоих императоров, подписавших Договор – Павла I и Наполеона I. Снисходительную улыбку вызвало у меня то, что надписи были сделаны не только на французском и русском языках, но и на английском, на котором нигде в Империях не разговаривают. Ну, может быть, иногда в английских департаментах. Вероятно, хозяин гостиницы был ярым патриотом своего департамента. Такое иногда случается; меня самого друзья порой называют патриотом. Только произносят они это со снисходительным сожалением, не забывая добавлять ещё слово «хренов».

      У меня мелькнула сумасшедшая мысль, что хозяин гостиницы собрался отправить часть этих плакатов в Америку или в Австралию, где английский язык является государственным. И я едва удержался от улыбки, представив себе, какими словами его подарочек могли бы там встретить.

      Я посмотрел на изящную подпись под портретами: «Императоры Наполеон и Павел», и подумал, что вообще-то Наполеон был тогда не императором, а Первым Консулом. Императором он стал именоваться несколько позже, в 1804 году. Я так думаю, что этот титул он присвоил себе из зависти к нашему Павлу Петровичу. Ну и из благозвучия, что ли. Одно дело сказать: «Императоры подписали договор о мире и сотрудничестве», и совсем другое: «Император Павел Петрович