Блокада. Книга 1. Александр Борисович Чаковский

пишут, тоже не сладко. Впрочем… Знаешь, о чем я сейчас подумала? А что, если мы что-то преувеличиваем?

      – В каком смысле?

      – Может быть, все, что там происходит, не затрагивает… ну как бы это выразить, весь народ? Где-то что-то громят, кого-то бьют, истязают, а народ этого и не слышит и продолжает жить своей жизнью. Ну вот той самой, которую мы сейчас видели. Неужели так может быть?

      – Во-первых, то, что мы сейчас видели, не народная жизнь, – назидательно сказал Анатолий. – Если говорить всерьез, то этот самый «Петер» не что иное, как типичный мелкобуржуазный фильм. Хотят посеять иллюзию, что счастье доступно каждому…

      – Ты не ответил на мой вопрос.

      – А на твой вопрос ответить очень легко. Преуменьшать опасность и массовость фашизма – значит впадать в серьезную ошибку.

      – Я не впадаю в «серьезную ошибку», – с добродушной иронией сказала Вера, – просто мне интересно, может ли так быть. Совершается что-то страшное, необычное, а рядом течет спокойная жизнь. И между тем и этим – как бы стена.

      – Разумеется, для обывателей жизнь всегда…

      – Очевидно, ты прав, – сказала, прерывая его, Вера.

      На главной улице шло гулянье. Люди медленно двигались по тротуару, толпились возле сатуратора с газированной водой, у бочки с квасом, встречали знакомых и останавливались с ними посреди тротуара, заставляя других гуляющих идти в обход; шныряли мальчишки, засунув в рот леденцы-петушки так, что снаружи торчала лишь одна палочка; невидимый репродуктор обрушивал на город потоки музыки – попурри из песен Дунаевского…

      Теперь они проходили мимо тира. Он располагался чуть поодаль от тротуара, на пустыре, похожий на кукольный театр из-за своих ярко освещенных, раскрашенных мишеней.

      У барьера толпились ребята.

      – Давай постреляем? – неожиданно предложил Анатолий.

      «Что за ребячество!» – подумала Вера, но Анатолий уже тащил ее к барьеру, который при ближайшем рассмотрении оказался широким прилавком, как в магазине, и приговаривал:

      – Ты никогда не видела, как я стреляю, нет? Никогда? Сейчас посмотришь!..

      Анатолий протянул рублевую бумажку сидящему на табурете по ту сторону прилавка человеку и сказал:

      – На все. Кутить так кутить.

      Человек поднялся – Вера заметила, что одна его нога была деревянная, – покопался в большой картонной коробке, стоявшей возле, на полу, и высыпал в подставленную Анатолием ладонь пригоршню маленьких темно-серых пулек. Затем он подал ему винтовку.

      – Ну, кого для тебя убить? – спросил Анатолий, резким движением ломая винтовку надвое и загоняя патрон в ствол. – Зайца?

      Вера посмотрела на мишень. Казалось, что там, метрах в десяти от них, жил своей собственной жизнью какой-то странный, диковинный мир. Скалил зубы фашист с черной, паукообразной свастикой вместо сердца. Задрав хвост, куда-то со всех ног удирал заяц. Стоял на задних лапах бурый медведь. Распластав крылья, парил в голубом небе орел. Над неестественно зелеными зарослями летели утки. В стороне отплясывал