Я не умею плакать. Александр Гутин

ему, чтоб не волновался, – улыбался дядя Эмик в тонкие пижонские усики.

      – Эмик, Фирочка родила второго ребенка, а очередь на квартиру только в следующем году…

      – Ой, я вас умоляю, передайте Фирочке мои поздравления, и что очередь на ее квартиру уже в июле…

      – Эмик, ты же был у меня дома, ты видел этот сервант! Это же стыдно кому показать! Говорят, в мебельном есть румынские стенки…

      – В мебельном есть не только румынские стенки, но и югославские диваны, завтра приезжайте к директору и скажите, что вы от меня…

      Дядя Эмик никому из родственников никогда не отказывал. Его даже забавлял тот факт, что те, кто стеснялись его днем, приходили к нему поздно вечером с просьбами.

      Единственным, кто никогда не обращался к дяде Эмику, был мой отец.

      – Да я скорее умру от стыда, чем пойду к этому проходимцу! Вы только посмотрите, «Волга» у него! Джинсы! Говорят, он каждую субботу ходит в ресторан! Откуда у него это все? Нет, вы задайте вопрос, откуда у него это все?! Мало он в тюрьме сидел, ох мало! Проходимец и пройдоха!

      Мама кивала в ответ и, тяжело вздыхая, шла на кухню чистить картошку.

      Однажды она намекнула папе на то, что была бы не против новых импортных сапог, которые привезли в универмаг, но уже через пять минут к прилавку стояла такая очередь, что купить их законным путем не представлялось возможным, но вот, если бы Эмик, он же наверняка может…

      – Что?! – папа взвился в воздух от негодования. – Что ты сказала? Эмик?! И это ты, моя законная жена? Ты мне говоришь, чтобы я пошел к жулику просить для тебя сапоги?!! Ты страшный человек, Клара! Боже мой! Боже мой! Я столько лет живу с тобой! Как ты можешь меня просить о таком?!

      Одним словом, мой папа оставался непреклонным по отношению к дяде Эмику. И вот однажды папа заболел. Заболел он не очень хорошей болезнью. Врач Шулькин долго качал головой, рассматривая его рентген и результаты анализов, а потом написал что-то на бумажке и, протянув папе, сказал:

      – Вот, Лев Борисович, хорошо бы вам достать это. Ситуация не очень хорошая, буду откровенен. Есть, конечно, и другие лекарства, но увы… Если мы хотим с вами разговаривать об излечении, а не оттягивании… хм… неизбежного, то я бы порекомендовал вам достать это лекарство.

      – Что значит достать?! – спросил бледный как мел папа.

      – То и значит. Лекарство импортное. Немецкое. Но не наше немецкое, а их немецкое…

      – Что значит «наше»? Что значит «их»? – папа побледнел еще больше.

      – Это значит, что лекарство производства ФРГ. Не ГДР.

      – И где же я его найду?

      – Я не знаю. В нашей советской аптеке его точно нет. Но может, кто-то сможет… подумайте.

      Дома впервые за много времени мама опять заговорила про дядю Эмика. Папа опять кричал о том, что он никогда не пойдет с поклоном к бывшему валютчику, и что лучше умрет от страшной болезни, чем примет из рук афериста хоть что-нибудь.

      Вечером, когда папа, нанервничавшись за день, уснул, мама надела пальто, свои старые сапоги и вышла из дома.

      А на следующий