Очищение. Лана Прозак

этого.

      Ева никогда не давала обещаний, тем более, когда не могла их выполнить, поэтому нашла наиболее подходящие в этой ситуации слова:

      – Я постараюсь.

      У входа их ждал конвой, состоящий из уже знакомой воспитательницы и директора Веры Ивановны. Женщины уже успели переодеться в теплую верхнюю одежду, как нельзя лучше подходящей для такой весны:

      – Следователь Тайнова, мы можем чем-нибудь ещё вам помочь?

      – Конечно, я конфискую все личные вещи Ивановой Олеси для дальнейшего расследования. Вы должны проследовать со мной в качестве понятых.

      ***

      На момент её возвращения домой часы показывали одиннадцать вечера. От мучащей боли и усталости она почти не могла дышать. Есть не хотелось, хотя за весь день она так и не успела перекусить. На автомате Тайнова прошла на кухню и щелкнула включатель электрического чайника. Кофе единственное, что сейчас помогло бы расслабиться и собрать мысли в более или менее упорядоченную кучу.

      С горячим кофе в полумраке квартиры Ева сидела за столом и смотрела на лежащие там фотографию и дешёвенький блокнот, который можно было купить в любом канцелярском магазине города. Тайнова сделал глоток обжигающего напитка, закинула нагие ноги на подлокотник кресла и открыла блокнот. В нём она нашла написанные от руки стихи, посвященные природе, друзьям, любимому. Она бегло просматривала наивные строки, пока взгляд не наткнулся на что-то странное и более интересное, а именно – два последних четверостишия. Они явно отличались от других: во-первых, несколько страниц перед этими стихами были пустыми, как будто специально для чего-то оставленные; во-вторых, сами четверостишия были несколько раз обведены фломастером розового цвета, изображая, своего рода, импровизированную рамку. Автор явно хотел их выделить. Тайнова попыталась вчитаться в стихи.

      Первое:

      «Он мягкий и чистый,

      В глаза мне посмотрит.

      И нежной ладонью,

      Грехи мои смоет»

      И второе:

      «В глазах его,

      Я вижу свет.

      Иисус придёт,

      Спасенье есть!»

      «Спасенье есть? Он? Кто он? Спасенье. Не спас он тебя, – вслух произнесла Ева. Не отдавая себе отчета, она встала с кресла и, словно хищник запертый в клетке, принялась ходить взад-вперед по гостиной, – Он? Кто же тот мужчина, в глазах которого ты свет видела? Это не Гена, это не про него ты писала. Иисус? Нет. Нежной ладонью… Он мягкий… Это человек из плоти и крови. Так кто он? Ну, дай же мне зацепку. Почему ты имя его не записала? Куда ты меня ведешь? Что ты говоришь мне своими стихами? Я не понимаю! Это ты одержима или он одержим? Ты один раз сходила в эту церковь? Сколько раз ты была там? Или это не церковь вовсе? Ты побывала в этой церкви и через год после этого написала стихи, наполненные религиозным смыслом, стала грустнее и, наконец, твое тело находят недалеко от католической церкви. Это связь? Это подсказка? Это тот священник с проповедями про огонь в глазах? Возможно. Тогда причём здесь «Чёрный георгин», «Хирург»? Не доказано, что в этих делах была религиозная