Седьмая вода. Галина Валентиновна Чередий

это последний по времени появления, но отнюдь не по значимости человек в нашем, так сказать, клубе суровых южных кайтеров, мой любимый-обожаемый брательник – Седой, – буквально продекламировала она, протягивая к Арсению руки, и тот, к моему удивлению, охотно наклонился с теплой улыбкой, позволяя себя обнять и чмокнуть в щеку. Хотя по-прежнему не отводил от меня взгляда. – Жуть какой бабник и наглый мартовский кошак, но при этом настоящий друг и лучший райдер, которого я видела в своей рыжей жизни, – продолжила Рыж псевдорекламную компанию, и на секунду мне показалось, что на лице моего брата появилась тень смущения.

      – Арсений, – «официальным» тоном возвестила Леся, – это моя только что названная сестра Русалка – редкостной красоты внутри и снаружи человечек. – Она встала на цыпочки, потянувшись к с готовностью опять наклонившемуся к ней Арсению, и «зашептала» на ухо: – Обидишь нашу рыбку золотую – оторву яйки и порежу на кусочки всех твоих змеев, усек?

      И она одарила моего сводного – своего названного – брата широчайшей улыбкой и ткнула в грудь ухоженным ногтем, словно пыталась продемонстрировать наличие природного арсенала для приведения угрозы в исполнение.

      – Да и в мыслях не было! – поднял открытые ладони в жесте капитуляции Арсений. – А если бы и было, то после твоей угрозы точно все повылетало бы!

      И он с каким-то дурацким видом подмигнул мне. Он. Мне. Так, словно мы, и вправду, случайные люди, которых беззастенчиво пытаются свести общие друзья. Я просто замерла, не в силах заставить себя хоть как-то прореагировать на его поведение.

      Немыслимая для меня ситуация, казалось, не могла стать еще более неловкой, но тут к Лесе и Арсению подскочили Настена с двумя такими же звонкими и прыгучими девицами, которые, с визгами повисев на «дяде Сене» минуту-другую, принялись тормошить Рыж и скандировать:

      – Тортик, тортик, тортик!

      – О-о-о, нашествие плодожорок! Все-все, угомонитесь уже, иду я за вашим тортиком.

      – Русалыч, ты мне это… тоже Седенького обидеть не моги! – развернулась ко мне шагнувшая в сторону костра Леся, в руки которой уже цепко впились сладкоежки, и многозначительно подняла левую бровь. – Ты не смотри, что он весь из себя бруташка такой и как удав невозмутимый. Под то-о-олстой шкурой спрятана тонкая и глубоко чувствующая душа.

      – Мне кажется, ты, как всегда, немного все преувеличиваешь, – фыркнул Арсений, заботливо поправляя на Лесиных плечах сползающий цветастый палантин, в который она куталась весь вечер, я же только ей молча улыбнулась, не находя пока слов для внятного ответа. – Иди уже, Матушка Гусыня, а то сейчас тебя вместо тортика съедят!

      – Седенький, пока я там с мелочью разбираюсь, ты погуляй тут Русалыча немного. Следи, чтобы она у нас в родную стихию опять не занырнула! А то только мы ее и видели! Только это, без рук. Глазками, только глазками, – тоном матери, увещевающей малыша не трогать игрушки в магазине.

      – А