Не мир, но меч! Русский лазутчик в Золотой Орде. Алексей Соловьев

на нагнувшегося в земном поклоне Ивана, затем князь спросил по татарски:

      – Откуда сам родом будешь?

      – Из-под Твери.

      – Почему теперь под Москвой ходишь?

      – Служить надо сильному! – повторил Иван фразу своего покойного отца. Суровость сбежала с лица Симеона, он улыбнулся:

      – И впрямь молвь татарскую разумеешь! Это хорошо. Поедешь с десятком кметей Андрея в Сарай под видом купца…

      Он помедлил немного и продолжил:

      – …Тверского! Так спокойнее будет. Прочие друг друга в лицо давно знают, а в Твери после Федорчуковой рати все только-только зарождаться по-новой начинает. И купцы новые с тех мест в Сарае большого удивления не вызовут.

      – Я должен буду торговать? Прости, княже, в разор войти могу, не обвычен я этому делу! Всю жизнь только саблей служил и Михайле Тверскому, и батюшке твоему.

      – У тебя будет лишь личина купца, Иван. Чтобы впросак не попал с товаром, будет рядом с тобою сметливый человек. Твое же дело – вызнавать все, мне полезным быть мочное. Кили-чеем[2] моим, но тайным! Понимаешь?

      Иван глубоко вздохнул. Он мысленно увидел себя вновь в громадном пыльном городе на Волге, где побывал однажды, будучи нукером Торгула. Теперь ему предлагалось поселиться там надолго…

      Тень, набежавшая на лицо слуги, не осталась без внимания. Андрей Кобыла усмехнулся:

      – Что, трусишь? У бывшей боярышни кашинской под подолом проще живется?! Похоже, князь, ошиблись мы в нем, не тот нам человек нужен!

      Обида от насмешки ударила в голову. Правая рука невольно дернулась к тому месту, где обычно висела сабля. Тотчас же Иван получил ощутимого тумака от сзади стоящего Василия:

      – Не забывай, пред кем стоишь, холоп!

      Улыбка сползла с Андреева лица:

      – Княже, может, его к Топтыгину свести? Пусть тот маненько спесь у дурака поубавит?!

      Симеон все это время молча наблюдал за Иваном. Наконец подал голос:

      – Ну, ответствуй! Возьмешься или нет?

      – В Орду поеду, служить буду верно! На кресте могу поклясться. И в клеть к медведю войду без робости, коли кинжал дашь! Привычное дело… Что прикажешь, княже, то и сделаю!

      – Хорош гусь! – неожиданно улыбнулся Андрей. – Думаю, подойдет, княже?

      – Подойдет! Забирай его, далее перебаете с глазу на глаз. Подберите товар, дайте серебра и рухляди[3] для подарков в Сарае, познакомь с парнями, что под него поступают и… с богом! К концу седмицы пусть выступают.

      Боярин Андрей и Иван спустились в княжескую повалушу. Холоп принес два ковша и плоскую сулею хмельного меда, разлил его. Выпили.

      – Москве давно пора постоянного кили-чея при своем дворе ордынском иметь. Надежного, верного! В будущем сына своего на этом месте зрю. Пока же вас будет несколько таких, как ты: глаза и уши княжеские! Знать тебе никого из них не надобно, запомни лишь одно. В случае нужды крайней или новости срочной и важной найдешь при Сараевской епархии игумена Иоанна, скажешь ему два тайных слова «Симеон, Москва» и выложишь нужду свою. Это тебе лишь на крайний случай,

2

Кили-чей – так называли на Руси тех времен послов.

3

Рухлядь – ценные меха.