Белуха. Альманах. Выпуск №2. Виктор Васильевич Свинаренко

отроки к Шангину уже к вечеру, когда высохли волосы и одежда, которую они долго жулькали без мыла и прополаскивали в пруду.

      Открыл им сам Шангин, поздоровался в ответ на их пожелания здоровья, впустил в сени и спросил:

      – Кто такие будете?

      – Пётр Иванович, – обратился к Шангину Степан, – я сын Петра Кузинского, помните, вы к нам прошлой весной приезжали. А это сын Морозова, соседа нашего.

      – Чёрт вас принёс! – чуть было не сказал Шангин, но вслух промолвил. – Так, узнаю. Степан кажется. А тебя Морозов, как звать величать?

      – Фёдор Егоров Морозов.

      Эти отроки были Шангину совсем не ко времени, да и ни к чему они ему были.

      – Чёрт вас принёс на мою голову! О вас мне ещё забот не хватало! – мысленно чертыхаясь, думал Шангин. – Но и не оставлять же мальцов на улице, неровен час лихоманка какая приключится… беды не оберёшься. Народ ныне злой, чуть что в драку и мальцов не пожалеют, ежели под руку попадутся. А сведу-ка я их к Амалии Карловне, женщина она бездетная, да и мужа покуда дома нет. Вот и славно придумал! Ай да и молодец! Так и мне забот меньше и ей помощь по огороду.

      А всё дело в том, что Пётр Иванович получил от Чулкова секретный приказ – ехать в Терсинскую волость и выяснить, видел ли кто Морозова в доме Кузинского и не слышал ли кто, о чём те говорили. Не принимал ли Кузинский от Филонова донос на Морозова, и есть ли о том доносе запись во входящем регистре 1797 года, и с какой целью крестьянин Морозов был в волостном суде и когда именно был отпущен. Это всё письменно, а накануне, без бумаг, Чулков ему прямо сказал:

      – Этому смерду Морозову, Нерчинска не миновать, да туда ему, дураку, и дорога, не будет язык распускать, а вот топить Кузинского не резон. Кузинский твёрдо стоит, с Морозовым знался по соседству, но дружбы не водил, разговоры не вёл, а посему ничего противозаконного, крамольного либо еретического не слышал. И Морозов против Кузинского показаний не даёт. Ни к чему и нам не по разуму усердствовать. В Томске да Тобольске видать очень хотят перед Кабинетом выслужиться. Но наш округ не Петербург, вольтерьянцам да масонам взяться неоткуда. Да и Кузинский на Радищева али Новикова не похож. Не того полёта птица. А перед Кабинетом мы серебром отслужим, да камешками. Так, мил друг академик?

      – Понял, всё понял, товарищ мой дорогой, Василий Сергеевич. – Вспомнил Шангин свои слова, и вот нате вам, перед самым отъездом являются в доме следователя эти два соколика – дети подследственных. – Не приведи господи, разговоры пойдут! – сокрушался Шангин, провожая детей за три дома от своего, но по той же улице Тобольской.

      Дом Амалии Карловны Герих был просторный, не бедный, но и богатым не гляделся, вроде бы и в запустении не содержался, но и особого хозяйского догляда не чувствовалось. А всё потому что одна его содержала, слуг не было, а на наёмных работников лишних средств не имела. Огород при доме был, а в нём травы целебные