Не своя жизнь. Татьяна Осипцова

надеялась после похудеть, и похудела, уже в Израиле. Интересно, потеряла бы Ира свою ивовую гибкость к сорока годам?

      Заметив, что русский магазин возвращает его мысли к одному и тому же, он поспешил покинуть его, однако после несколько раз заезжал на бульвар Гири. Конечно, в одиночестве. Просто побродить, посидеть в кафе, послушать со стороны русскую речь.

      Дэну нравился Сан-Франциско. Трансамерика и ее собратья-небоскребы являлись лишь акцентами, оттеняющими нескучное разнообразие и собственный характер города. Невдалеке от помпезных государственных зданий и местного Капитолия с богато изукрашенным золотом куполом расположились улицы, застроенные двух-трехэтажными домами. Штукатурку некоторых из них расписали настоящие художники, поскольку граффити здесь не в почете. В плотно застроенном центре можно увидеть немало зданий в стиле ар-деко, и тут же, рядом, на глухой стене шестиэтажного дома заметить прилепившуюся под самой крышей дощатую избушку. Таким образом кто-то увеличил себе жилплощадь, и Дэн подозревал, что разрешение на самострой у хозяина имелось, возможно, он даже оформил его как объект культуры, потому что гиды, сопровождавшие длинные красные автобусы с туристами, обязательно указывали гостям города на скворечник-переросток.

      Не отрицая современность, во Фриско стремились сохранить местный колорит. По городу до сих пор ходили кабельные, без проводов, трамваи: старые, некоторые вовсе допотопные – деревянные и с открытой платформой. Древние трамваи считались достопримечательностью, их модели продавались во всех сувенирных лавках. Наличие в городе троллейбусов напоминало о родном Питере – правда, беднягам приходилось лавировать по узким улицам и терпеливо взбираться на холмы. Дэну нравился и центр города с его шикарными магазинами, и пестрота китайского квартала с красными гофрированными шарами фонарей; нравились выстроившиеся в ряд ажурные, с эркерами и балкончиками, уютные деревянные особнячки начала двадцатого века, так разительно отличающиеся от современных утилитарных коттеджей.

      Невольно он сравнивал светлый, праздничный Сан-Франциско, в котором лето не сильно разнится от зимы и полгода практически не бывает дождей, с хмурым Питером – и все-таки тосковал по родному Кировскому проспекту, по голубому куполу Татарской мечети и блеску Петропавловского шпиля, по толпам возле шайбы «Горьковской» в час пик, по простору площадей в обрамлении архитектурных ансамблей и ветру на набережных… В Пало-Альто не имелось большой воды, и он время от времени приезжал на Эмбаркадеро с ее редкими пальмами и Рыбацкой пристанью. Бьющиеся о пирс серо-зеленые волны цветом напоминали воды Финского залива. С пристани открывался широкий вид: справа – знакомая по многим кинофильмам крепость-тюрьма на острове Алькатрас, куда туристов доставляют на катере с тридцать третьего причала. Прямо напротив, всегда в легкой дымке – серые холмы Анджел Айлэнда, а левее остров Саусалито, к которому через пролив перекинут едва ли не самый знаменитый в мире