Княгиня Ольга. Огненные птицы. Елизавета Дворецкая

уже не считали себя едиными с прочими потомками дулебов. По Рупине Мистина сразу, как только они с Эльгой вернулись с Ингваровой могилы, расставил дозорных, разослав оружников вышгородских сотен во все селения.

      – Знать бы, что там у них, у древлян? – часто задавался вопросом Лют. – Володислав вече созвал, это уж верно. Чтобы он смирился – не поверю, наверняка воевать затеет. Но сейчас он войска не соберет – веснякам работать надо. До зимы, значит, будут ждать.

      – Как и мы.

      В Киеве имелась большая княжеская дружина, что вместе с боярским ополчением составило бы тысячу человек. Но нельзя было начинать поход, пока в Киев не приедет Святослав. Тринадцатилетний сын Ингвара уже второй год жил на севере, в Новогороде. Нельзя было мстить за отца без сына, за князя – без его преемника. Однако прибыть в Киев Святослав мог никак не раньше Коляды, скорее даже к концу просинца. До тех пор предстояло ждать не меньше трех месяцев.

      А вести из земли Деревской подоспели раньше. В Киев явились три десятка беженцев, женщин с детьми и кое-кто из челяди – домочадцы погибших оружников Свенельдовой дружины. После череды кровавых событий они еще жили на привычном месте, в Свенельдовом городке, на своих хозяйствах, не зная, что с ними теперь будет и куда податься. Но после погребения избитых на Ингоревой страве бояр древляне разграбили и сожгли русский городок. Деревские жены Свенельдовых оружников вернулись по своим родам, а привезенным из Киева осталось бежать назад. Им еще повезло, что их не поубивали и не обратили в холопы.

      Узнав о гибели отцова городка, Мистина только рукой махнул: иного он и не ожидал. Лошадей и самое ценное имущество он сумел вывезти, но скотину, припасы, разный домашний скарб пришлось покинуть. Не плакать же было по горшкам – потеряли они куда больше.

      Лют рассердился сильнее. Для него отцов двор на кручах над Ужом был почти родным домом: он там вырос. А теперь и дом – в углях и все имущество, кроме его пожитков для поездки в Царьград, – в золе и пепле. Уезжая оттуда ясным весенним днем, глядя, как отец машет ему рукой на прощанье, мог ли он думать, что никогда больше не увидит ни отца, ни дома! Теперь уже – совсем никогда. Дом последовал за своим господином на тот свет.

      – Опричь их возьми! Я этим гадам отомщу! – негодовал Лют, и Мистина невольно улыбался, видя этот решительный взгляд исподлобья. – За дом моего отца… нашего. Что ты смеешься? Давай у них что-нибудь разграбим и сожжем! За дом нашего отца мы же можем отомстить, не дожидаясь князя! Это наше право! Это наш долг! Прости… – Он вдруг опомнился: не ему указывать старшему в роду, что делать.

      – Боюсь, если мы сожжем дом Володислава, Святша поймет этот как ловы в его угодьях.

      – Ну, другое что-нибудь.

      – Малин! – воскликнула Соколина. Она теперь жила у старшего брата, и Лют вновь, как при отце, видел ее каждый день. – Где нас держали первые дни, пока на Игровец не увезли!

      – Истинно! – Лют обрадованно ткнул в ее сторону