Туманы замка Бро. Морвейн Ветер

на сковородку два куска хлеба и, взяв в руки полотенце, принялся вытирать испачканные в масле пальцы. Он повернулся, прислонился бедром к столешнице и теперь смотрел на Кейтлин в упор.

      – Не знаю, – Кейтлин пожала плечами и отвернулась к окну, чтобы только не смотреть на него.

      С Джеком было хорошо. Их соседство оказалось, пожалуй, самым уютным из всех возможных соседств. Джек не требовал с неё оплаты за жильё, если у Кейтлин не было денег, кормил её завтраками за свой счёт – и вообще относился скорее как к родственнице, чем как к жильцу.

      Но иногда Кейтлин всё-таки не хватало одиночества.

      – Тебе опять что-то снилось?

      Голос Джека прозвучал словно бы издалека, и Кейтлин не была уверена, что услышала бы его, если бы жёсткие пальцы не легли на её обнажённое плечо.

      Кейтлин дёрнулась. Она не любила прикосновений – даже таких. Или, вернее, особенно таких. Она могла выносить их в метро или в автобусе, но когда кто-то касался её кожа к коже, нарочно, пытаясь проникнуть в самую суть, Кейтлин казалось, что чужие пальцы безжалостно потрошат её душу, заходят туда, куда не должны заходить.

      – Может быть, – сказала она, сбросив руку с плеча, и поднялась. Так и не съеденные гренки остались лежать на столе. – Тебе звонил Август, – бросила она, не оборачиваясь. Кейтлин спиной чувствовала, что Джек смотрит на неё, дожидаясь ответа, но ей было всё равно. Она сбросила полотенце и, подхватив с пола вчерашние джинсы, принялась натягивать их на влажное тело. – Сказал, что вечером зайдёт.

      – Хорошо.

      Джек не отворачивался. Его взгляд щекотал спину между лопаток, пока Кейтлин натягивала майку и одёргивала её. Всё так же, не оглядываясь, она подобрала сумку с красками и перекинула через плечо ремень от этюдника. Наверняка Джек поймёт, что она не собирается в колледж и не будет рисовать никакой плакат, но и это ей было всё равно – Кейтлин просто хотела уйти отсюда. Остаться в одиночестве. Может быть, наедине со свинцово-серым морем. Сегодня она хотела рисовать его.

      Джек лишь вздохнул, когда за спиной у Кейтлин захлопнулась дверь, и, подхватив с тарелки гренку, принялся размеренно жевать.

      Кейтлин вышла из дома и, ещё раз поправив этюдник, медленно побрела вдоль набережной. Далеко на западе в сизом рассветном тумане виднелись контуры аббатства, которое так любил изображать в своих картинах Моне. Кейтлин тоже любила его контуры – мрачные, тяжёлые, расплывчатые в этом сизом мареве полусна. Но на востоке прятались места, которые она любила куда больше. И будь её воля, Кейтлин давно бы уже переехала жить на побережье – но даже она понимала, что там ей не продать картин. Придётся ездить в город на вернисаж и на подработки, приобрести машину… Кейтлин не любила машин. Она любила лошадей. Но, как правило, на лошадей удавалось только смотреть издалека.

      Вдали взвизгнули шины, и Кейтлин подняла руку – час с небольшим не-одиночества, чтобы на остаток дня погрузиться в вечность сизого океана.

      Машина взвизгнула тормозами и остановилась рядом с ней. Кейтлин наклонилвчь к окошку и замерлв, чувствуя, что сходит с ума. Оттуда, из