Скифы в остроконечных шапках. Самуэлла Иосифовна Фингарет

его поднять головы. Сознанием владела только одна мысль. Она неотвязно бежала рядом, словно жеребёнок около матери.

      «Успеть, успеть!»

      Он выехал поздно, и день кончался. Солнечный диск всё решительней плыл к закату. Близилась ночь – людям отдых, ему помеха в дальнем пути.

      Местом стоянки он выбрал берег степной речушки. Её спокойное бормотание за оградой кустов Арзак давно различил в разноголосице степных звуков. Он спешился, напоил и стреножил коня, пустил на траву. Для себя отыскал сухую проплешину, густо засыпанную серой галькой. Костёр разводить не стал. Весенняя ночь не застудит, а лепёшки, сало да сыр-иппака – непременный запас в дорожной сумке каждого степняка – эта пища в огне не нуждалась. Поев, он остался сидеть на месте.

      Где-то неподалёку плакала выпь. Река за спиной тёрлась о прибрежные заросли прошлогоднего камыша, торчавшего, как проржавевшие копья, и бормотала тихонько: «Успеешь – не успеешь, успеешь – не успеешь».

      «Успею, должен успеть, иначе нельзя. А если знахарь уехал в другое место, если откажется дать зелье? Нет, не должно такого случиться, упрошу или заставлю силой». Думая всё об одном, Арзак сгребал и складывал в кучу гальку. И когда луна, приметно меньше вчерашней, но такая же яркая, вышла на небо, один из её голубых лучей высветил маленький печальный курган. Такой могли бы сложить сурки или жаворонки, если б, подобно людям, хоронили своих царей.

      «Успею, должен успеть, не успеть нельзя». Арзак сдвинул ладонью непрочную насыпь и в опавшей с шорохом груде выбрал сорок одинаково ровных и круглых камней.

      «До нашего стойбища Савлий добирался день, и ещё день, и полдня, – две гальки Арзак отбросил в кусты. – Третий день сегодняшний, он миновал. – В кустах снова раздался чуть слышный стук. – Осталось тридцать семь дней – луна и ещё почти пол-луны. Успею».

      Расчёт на камнях его успокоил. Он лёг, седло положил под голову и перестал слышать печальные выкрики выпи. Мягкий плеск пробивавшейся в камышах воды стих.

      Проснулся он до света. С проблеском первых лучей был на коне. Белоног, отдохнувший за ночь, пустился вскачь, и в дорожной сумке загрохотало, словно там оказалась тыквенная гремушка. Это перекатывались и стучали тридцать семь маленьких ровных камушков. Арзак взял их с собой.

      Вперёд, Белоног, на закат – к тому краю земли, куда прячется на ночь солнце!

      Войско Дария шло через степь шумно, с криками, лязгом оружия[3]. Разве нужно таиться тем, чей удел одни лишь победы, достославные на все времена?

      От Нильских порогов до Яксарта[4] проделала путь персидская конница. От Инда до Эгейского моря проложила пехота дороги войны. Под ударами персов погибли непобедимые армии, пали крепости, считавшиеся неприступными. Битва с кочевниками, жителями степей, представлялась делом самым пустячным.

      Вот так противники! Вместо шлемов на их головах торчат остроконечные шапки, бронзовые пластинки, нашитые на пояса, составляют доспех. Не войну – забаву предложил своим воинам царь царей, повелитель стран.

      Войско

3

Дарий предпринял поход на Скифию в конце VI века до н. э.

4

Яксарт – древнее название Сырдарьи.