За свою Правду!. Михаил Кривцов

Правду!

      В кровавой бойне мировой

      Бессмысленной войны

      Убийц готовят короли

      И русские цари.

      Ты был наивный паренёк,

      Над книжкою мечтал,

      Прекрасной даме мадригал

      В тетрадку ты писал.

      Гаврила Принцип – террорист

      В Сараево стрелял.

      Кликуш безумных русский царь

      Безвольной жертвой стал.

      И вот, ты, брошенный в окоп,

      Готов бежать в штыки

      На бастион, под пулемёт.

      О Боже, помоги!

      Романтик должен озвереть

      И предъявить свой счёт.

      Так цепи рабства разорвёт

      Ужасный зверь – народ.

      Сонный уездный городок копил зажиточный жирок – умели жить купчины и купчишки – кому надо свезли в столицу подношение и железнодорожная магистраль, связавшая империю из конца в конец – от Балтийского моря до Тихого океана, прошла через их город на берегу большой реки, где они уже давно обзавелись своими пароходами. И делали они спокойно свой гешефт и имели с него хороший профит, снабжая всю Сибирь своими знаменитыми скрипучими сапогами и подобрав хлебную торговлю среднего Прикамья под свою биржу. И строили они со своих доходов особняки, похожие на небольшие дворцы, и дачи в стиле модерн и на развитие города у них после этого оставалось – и на дизельную электростанцию и на водопровод и на женскую гимназию с первым в стране реальным училищем, тоже. И ни какие геополитические катаклизмы не могли этому помешать – по причине удалённости сего богоспасаемого града от государственных границ. Но пришла из столиц война гражданская и прокатились её фронты по Сарапулу аж несколько раз и пострадал в той кровавой каше каждый четвёртый житель и, в основном, не от контрразведок враждующих армий, а от соседей, сводящих старые счеты и вымещавших давние обиды под барабанный бой классовой борьбы – волокли просто в ближайший лог и там кончали – в меру своей садистской фантазии.

      И вот прошёл с той поры целый век и стёр из памяти многое, а многое и специально замалчивалось – по причине несоответствия официальной картине диктатуры победившего пролетариата. Это я о восстании ижевских и воткинских рабочих против большевиков, которое коснулось краем и Сарапула, к уезду которого оба завода и были приписаны.

      Без малого три четверти прошедшего века гражданская война прославлялась, как время революционных героев и их лихих подвигов, но кому то довелось тогда просто выживать, детей растить, а кто то и любовь свою тогда встретил и молил Бога уберечь её от пули.

      ***

      Александр – молодой человек среднего роста с кавалерийскими усиками и в военной форме без знаков различия шёл прогулочным шагом по тенистой улочке, поглядывая временами на меняющиеся цвета заката.

      Ещё один день идёт к концу, проведённый в прогулках вдоль Камы, в осмотре творений вятского архитектора Чарушина и его столь же даровитых коллег – одних церквей больше двух десятков, в беседах с обывателями о столичной политике и о местных слухах, посещении лавок и других заведений для приличной публики, где ему не довелось много потратить – по причине ограниченности своих средств. А в неприличные заведения, коих в городке тоже хватало, уже не тянуло, поскольку в сердце его поселилось нежное чувство к доброй и скромной сестре милосердия из местного госпиталя – Леночке, благодаря заботам которой он встал на ноги много раньше, чем ожидали доктора.

      Александр не был кадровым военным – до войны он преподавал французский и немецкий языки в Тобольской гимназии и пописывал временами в местной газете. Поддавшись общенациональному порыву в 1914-м году, он записался в вольноопределяющиеся, закончил краткосрочную школу прапорщиков, но благодаря своему деду – сибирскому казаку он с детства стал лихим наездником и с учётом этого был направлен в драгунский полк с присвоением звания корнета, что уже соответствовало подпоручику в пехоте. Что вызвало определённое недовольство однополчан – выпускников юнкерских училищ, но юный филолог быстро заслужил среди них популярность своей лихостью, став охотником за языками и «перепахав» с этой целью тылы супротивной австрийской дивизии. Ему долго везло, пока бутылочная бомба, брошенная его подчинённым без должной выдержки после вырывания кольца, не была возвращена венгерским гонведом назад с последующей контузией и несколькими осколочными ранениями. И было бы это для корнета совсем фатально, если бы неудачливый гранатомётчик не прикрыл командира собой в последний момент. А так, привезли его в тыловой госпиталь, подлечили, отпуск по ранению дали. Пока был на излечении, получил письмо о смерти единственного оставшегося близкого родственника – отца. Поэтому он решил провести весь отпущенный на восстановление сил срок поближе к своей пассии.

      Вот и небольшой дом – обшитый досками пятистенок, в котором он снимает комнату у местного интеллигента – телеграфиста Николая.