Я щёлкну пальцами, и ты проснёшься. Юлия Марцинкевич

вы не уезжаете?

      – Мы только переехали недавно, четыре месяца назад, весной.

      – В смысле, когда тут уже напряжёнка была и блокпосты?

      – Да.

      – Зачем вам это?

      – Так нужно, это наш путь и наш опыт.

      – Это странно.

      – Пожалуй, да. Иначе нельзя.

      Флора медленно поднесла ложку ко рту. Ей было неловко. Казалось, что у Матвея десять тысяч глаз по всему телу и все смотрят на неё.

      – Мам, я пойду есть в свою комнату.

      – Хорошо, я отнесу тарелку.

      Флора встала и неспеша направилась к выходу. Тысячеокий Матвей провожал её взглядом.

      – Мам, это он! – шепнула Флора Дарине, когда они дошли до комнаты.

      – Он?

      – Рисунок на руке, завитушка с палочкой, он мне снился! Он стучит как я!

      Дарина улыбнулась.

      – Ну, я поздравляю тебя, милая! Двойка Кубков, помнишь? – она обняла дочь.

      – Да, как и Пятёрку Жезлов, грядущие два года, полные крови и ужаса…

      – Ты можешь уехать к Розе, если станет плохо. Не терпи, если нет понимания ради чего, хорошо? Обещаешь, что скажешь мне, если станет плохо?

      – Да.

      – Договорились. Ты знаешь, если твой – ещё не значит идеальный.

      Флора вздохнула.

      – Я помню, мам.

      – Всё, ешь, остывает.

      Глава 5. Матвей

      Я чувствовал необъяснимую дрожь внутри. Начало июня часто холодное, но в этот раз причина другая. Даже глядя на свою чашку с чаем я видел Флору. Такого со мной ещё не было. Может, следствие стресса? Может, я чувствую опасность и поэтому влечение к девушкам становится особым? Почему же оно не появилось раньше, к Любе? Нет, это что-то другое. Флора – она из сказки. Знать бы только, из какой.

      Дарина вернулась на кухню.

      – Дарин, а Флора, она… Не видит?

      – Не видит. С рождения у неё было слабое зрение, к одиннадцати потерялось полностью.

      – А пробовали лечить?

      – Да, но в какой-то момент она попросила больше не водить её к врачам. Да и они сами говорили, что пока медицина бессильна.

      – Жаль.

      Дарина налила чай и села напротив.

      – Она проникается миром сильнее, чем кто либо из всех, кого я знаю. Флора говорит, что у каждого сердца своя музыка. Она слышит сердцебиение и понимает, кто рядом с ней. Называет это «стучать». Говорит: «Этот скучно стучит, он слишком важен; она мягко стучит, как веточка вербы в окно»

      – Как стучишь ты в её мире?

      – Тепло и мягко. Я же мама, я смягчаю твердь. В нашем языке много ласки. «Мамочкины суффиксы», слышал такое выражение? Солнышко светит, птички поют. Мама – посредник между лёгким и воздушным миром душ и твёрдой материальной Землёй. Заметь, что к небу ласкательные суффиксы не применяются. Нет у нас «небочка», «небушка», «небонька». Потому что там и так концентрат ласки и душа это знает. А земля – «земелька», «землица», твердь – «твёрденько».

      – Аж погуглить захотелось!

      – Пожалуйста, – улыбнулась Дарина. Видно, мой скепсис немного забавлял её.

      – Вот песня есть