Проклятый. Лана Мейер

провести даже ночь под одной крышей с вами… – Я просто шевелила губами, радуясь, что не вижу его реакции на свои слова.

      Так спокойно. Хотя его руки держали меня все крепче и крепче, но я терпела – в конце концов, талия – это не шея, и я еще могла спокойно дышать.

      – Сектой? Мало того, что ты слишком дерзкая, так ты еще и глупа. Смотри мне… В глаза.

      Он встряхнул меня, как безвольную куклу.

      Я ослушалась.

      – В глаза мне смотри, Sordida puella.

      Распахнув веки, я снова пропала в омуте его синих глаз. Может, они были ненастоящими. Может, технологии дошли до того, что в мире придумали линзы, которые способны управлять чужим разумом, а я не знаю.

      – Ты ошибаешься, – пренебрежительно подметил он, и я не поверила своим ушам. Что он хочет этим сказать? Неужели Его Высочество оправдывается? Да еще и перед кем. Перед грязной девкой, как он говорит. Почему именно ко мне он так настойчиво пристал? Ведь я слышала, что прежде ни одна из пленниц не покидала стен темницы. – Но, очевидно, ты не одна из этих женщин. Что-то или кто—то в твоем прошлом научил тебя прятать свой страх.

      Он поморщил нос, будто бы принюхивался ко мне.

      – А я его чувствую. В каждом твоем робком вдохе. – На секунду мне показалось, что в его голосе сокрыта какая-то боль и нежность, которая приоткрыла для меня завесу человека, которым он был в прошлом.

      Ведь он не мог с рождения быть жестоким головорезом, душегубом и убийцей.

      Если он только не действительно сын Дьявола, но я никогда не верила в сверхъестественное.

      – Я не боюсь вас. Если хотите убить меня – сделайте это прямо сейчас, и дело с концом. Я не хочу в темницу – это ниже моего достоинства. И я не позволю рукам всяких уродов прикасаться ко мне.

      Конечно, я боялась говорить эти слова. Я знала, что он способен на это, но понимала, что, если буду выказывать свой страх и умолять о пощаде и свободе, ничего не изменится. Пленницы проделывали это много раз, и что? Где они? Погибают в темнице, в темноте и одиночестве. Моя смелость поможет мне выделиться из толпы. И будь, что будет – в любом случае, небеса на землю не рухнут.

      – Но мне же ты позволяешь, – в его глазах блеснул незнакомый мне огонек, а уголков губ коснулось подобие улыбки. – Хорошо. Хочешь смерти? Да будет так, чужая.

      У меня вся жизнь пронеслась перед глазами. Пусть скучная, пусть одинокая, но, тем не менее, наполненная некоторыми моментами искреннего счастья.

      Я не знала своих родителей, не знала кто я, но это не мешало мне любить природу, которая была моим домом, и знать каково это – пройти босиком по свежескошенной траве, тающей под ногами.

      Запах моря, который я буду чувствовать, где бы не была.

      Я знала, что такое поцелуй мужчины, и что это такое, когда кто—то ставит твои интересы превыше своих.

      При мыслях о Гаспаре, который не спешил ко мне на помощь, мое сердце сжалось. Он на войне. Возможно, его уже даже нет в живых, а я – глупая – осуждаю его за то, что он не решается противостоять этому дому и сумасшедшим его обитателям…

      – Твоя