Мореходка. Игорь Ощепков

перчатки для работы украли…

      Короткая пауза… На меня надвинулось заросшее бородой неровного оттенка и разящее перегаром помятое лицо, больше похожее всё-таки на рожу, комроты и выдохнуло в упор:

      – Не украли, а ПРОЕБАЛ!

      Собственно, этой жирной точкой разговор и завершился. Эффект, на меня произведённый, был подобен грому или ушату холодной воды на голову. Я был просто поражён, у меня челюсть отвисла, и пропал дар речи: ну никак я не ожидал услышать подобное от морского офицера в столь оголтелой форме! А я-то, идиот, думал: украли! Потрясённый таким оборотом, я на кокой-то момент впал в ступор и затем, глядя невидящим взором, только и смог промямлить непонятно кому:

      – Как… проебал?!

      Старшина, усатый Серега, похлопав меня по плечу, вернул в реальность:

      – Да ты не парься! У тебя ПИЗДАНУЛИ, и ты у кого-нибудь ПИЗДАНИ!

      Мама дорогая! Да что происходит-то?! Я опять оторопел в шоке… Мои родители – музыканты! Я сам закончил музыкалку и воспитывался на принципах, что материться нельзя, а воровство – так это вообще смертный грех… короче, на любви к прекрасному… и тут на тебе! Получи во всё своё свинячье рыло, холоп!

      Прошу прощения за приведённую прямую речь, но при всём богатстве русского языка мне не удалось подыскать слов для замены, чтобы в полной мере передать яркость момента. Сейчас мне это давно уже не кажется хоть сколько-нибудь необычным и заслуживающим внимания, но тогда это вызвало просто взрыв моей картины видения мира. Эта моя картина, надо сказать, вообще не выдерживала никакой критики, трещала по швам и разлеталась в клочья. Я чувствовал себя каким-то недоделанным, который не зная броду полез в воду, сунулся куда не след.

      В общем, тырить перчи я, конечно, не стал, на следующей неделе нам выдали по новой паре. А пока пришлось поковыряться в земле голыми ручками… не такая уж катастрофа на общем фоне.

      Сентябрь. Здесь, в Тымовском, где мы работали в это время, климат мало был похож на островной или приморский. Скорее он был вполне континентальный. Чуть ли не с каждым днём всё больше чувствовалось, как подступают холода. Вскоре по утрам грязь вокруг уже стала подмерзать, а на лужах норовила появиться первая ледяная корочка… Но так было только по утрам. Уже к обеду солнце хорошо пригревало, и мы стаскивали с себя тёплые бушлаты и шинели, оставаясь в тельниках, а то и вообще загорая по пояс за работой.

      К полям я привык, и они больше не казались такими уж необъятными, хотя и приятного там всё равно не прибавилось. Руки, ноги и спина продолжали ныть свою песню каждое утро, после обеда на солнышке наползала сонливость, а вечером асфальтовым катком накатывала усталость. Воскресенье был выходным, это означало, что мы не работали на полях. Зато мы занимались другим интересным делом. Но об этом – позже…

      Ночные построения время от времени продолжались, причём они стали протекать более цивилизованно, что ли. Теперь это обычно выглядело так: посередь ночного сна кто-нибудь, кому сильно нужно, орал команду: