Александровский сад. Московский роман. Владимир Шмелев

А иначе… ты знаешь, что иначе.

      Под невинным предлогом с усталым и отрешенным лицом посетовал на давление и боли в мышцах. После обхода, заманив к себе в ординаторскую, попросил ее сделать массаж шейного отдела позвоночника, как бы между прочим заметив, что не стоит меня бояться. Ну что, право, монстр я, что ли? Про себя уже ворчал: «И что она тебе далась, девчонка, что в ней такого? Грустная, если не печальная».

* * *

      Вначале думал, что она не совсем здорова, потом – что недалекая. И вдруг увидел, что она не тронута никем, что чиста и наверняка девственна. Мимо этого пройти не смог. Этот цветочек достанется мне, первоцвет или светоцвет, ну что-то вроде наивного самоцветика.

      Обхаживал, как бы невзначай оказывал внимание, то комплименты, то заинтересованные взгляды. Пытался с ней сойтись в общении до такой степени, чтоб нас не сковало стеснение. Старался преодолеть ее опасение разными остротами, анекдотами. Цветочки, шоколадки, что приносили пациенты. Когда были сабантуйчики, корпоративчики садился рядом.

      Незаметно мы стали сближаться, это подразумевало близость. Как-то мне удалось – я в этом мастак – то коснуться ее, то задеть, то заглянуть в глаза, так, знаете ли, выразительно. Торопить события я не стал в полной уверенности, что своего добьюсь.

Любовь как сон, видение. Не для средних умов

      Сон, где все было необычно. Можно ли в него поверить и возможно ли это? Меня неприятно поразили Наташкина искренность и избыточное желание верить. Она так по-детски смотрела мне в глаза, что напугала. Долго не решался коснуться ее губами, думая, что она нереальна. Инопланетянка, только этого не хватало. Хотел немного показаться циником, предложить выпить. Другие бы медсестры не отказались и вообще приняли бы эту игру, все понимая. Наташу можно было тронуть только словами любви. Уже и не думал, что будут объятия и поцелуи. Все случилось стремительно: мы отдавались страсти, где все было прекрасно, была любовь.

      Вначале мы очень долго смотрели друг другу в глаза, потом все исчезало, и приходил страх, мучительный сон ужасов и кошмаров. Она возвращается, нет, просто отлучилась на минуту, просто вышла за дверь, и вот она вновь здесь, словно бы была здесь всегда.

      Как-то сказала, что знает меня давно и уже любила в другой жизни.

      – Я помню тебя, – рассказывала она, – таким же уставшим и мрачным, замкнутым. Весь в себе, даже глаза, смотрели отрешенно. Ты был здесь, и тебя не было. Такой далекий и отстраненный, пребывал в своих мыслях, ведомых только тебе. Какая-та невидимая черта разделяла нас и делала невозможным наше соединение.

      Ты приносил свою усталость, как ты выражался, снимать напряжение. Всегда мало говорил, всего лишь несколько фраз за вечер. Ждал прикосновений, тебе нужна была моя ласка. Твое мускулистое тело изнывало от недостатка тепла и любви.

      Твоя молчаливость смущала, я вдруг была охвачена какой-то безысходностью и сомневалась в перспективности отношений. Лицо было равнодушным, тебя не трогали мои слова, был сам по себе и если что-то говорил, то словно