Брат, держи удар!. Владимир Колычев

в нем своего. Впрочем, Никита и не настаивал.

      Первые три дня прошли спокойно. Никита жил – не тужил. Ужасные условия содержания донимали его – не без этого. Но это терпимо. Куда хуже – заточка в бок или петля на шею.

      Помимо блатных, в камере много «простых смертных». Один по пьяни голову кому-то проломил – за решетку его. Другой начальнику морду поделом начистил – тоже провинность. Третий – злостный неплательщик алиментов – ну это ваще. Ну и самый опасный преступник – это дядя Леша, за бабку заступился, когда ее мент дубиной с рынка гнал. Мент двух-трех зубов недосчитался, а дядя Леша недосчитается трех лет в своей жизни, а может, и на больший срок упекут. И воровская масть широко представлена. Один отвертку с завода утащил, второй жрать хотел – булку хлеба из магазина украл, третий у соседа курицу спер. И взяточник тут, а как же без этого. Участковый врач – у «доброжелательного» пациента пятьдесят рублей взял. Беспредел, в натуре.

      Очень серьезные преступления – ничего не скажешь. А кто по мелочовке действует, те на свободе. Ну разве замочить пару-тройку бизнесменов по заказу – это преступление? А миллионов пять долларов из банка прикарманить – вообще пустяк. Взятку принять на пару «лимонов» баксов – ну тут дело к подвигу приравнивается. А кредит на миллиард «вечнозеленых» присвоить – это уже героизм чистой воды, надо забугорных буржуев на бабки поставить, чтобы им жизнь медом не казалась.

      Никита даже удивился, когда однажды в камеру ввалились два бугая с квадратными репами. Братки-рэкетсмены пожаловали. Их-то за что?.. Ведь на свободе они общественно полезным делом занимались – излишки финансовых средств изымали. Население воспитывали – тоже нужное дело. Вон как кулаки в ходе воспитательного процесса набиты. В поте лица ребята трудились. А их от дела оторвали, за решетку оформили.

      Ребятки вошли в камеру без лишнего шума. Разве что на Никиту покосились. То ли он изначально их интересовал, то ли им его место у окна понравилось.

      Крепыши не бузили. Заняли свободные места и молча стали устраиваться на постой. Понты не мечут, распальцовку не кидают.

      Никита вообще не смотрел в их сторону. Но все видел, все замечал. Не нравились ему эти парни, ой как не нравились. В тихом омуте черти водятся. Как раз тот самый случай.

      Ночью братки завалились спать вместе со всеми. И Никита лег. Но не для того, чтобы заснуть. По плану у него всенощное бдение.

      Он лежал с закрытыми глазами. Прислушивался к каждому шороху. И одна мысль билась в его сознании – «не заснуть...», «не заснуть...», «не заснуть...».

      Камера затихла. Храпы, постанывания, теснота, духота, вонь. Но Никита успел к этому привыкнуть. Комфорта он, конечно, не ощущал, но чувствовал себя сносно...

      Чем дальше время уходило в ночь, тем сильнее хотелось спать. Никита не раз проваливался в сон, но тут же выныривал. Смог он вынырнуть и в тот момент, когда послышалось шевеление со стороны братков. Сквозь приоткрытые веки он видел, как поднялся сначала один тип, затем второй. И оба медленно направились к нему.

      Никита блаженно улыбнулся – будто сон сладкий приснился. Согнул ногу в колене – мало ли какое положение