Лимонник. По материалам израильских литературных вечеринок. Хелен Лимонова

с абрикосовым вареньем, когда пришла ко мне в шашки играть, и мы прямо с полу ели абрикосы, а сироп потом вытерли тряпкой и думали, что никто не догадается? А тетя зашла в комнату и сразу увидела, что пол липкий.

      – Даже не отругала нас. Вообще ничего не сказала, только спросила, не болят ли у нас животы… Так это ты, Веник?

      – Конечно, я. Значит, и ты здесь.

      – Как видишь.

      Мы уже шли, Веник держал меня под руку и это было так странно всё – вот этот высокий, худощавый полковник (он сказал мне, что после срочной службы в ЦАХАЛе остался на офицерских курсах. А когда ему было двадцать шесть лет, в 1982 году, он, капитан танковых войск, участвовал в Первой Ливанской, был ранен. Служил, дослужился до полковника), я, страна, в которой мы оба оказались в разное время, но нам судил Бог встретиться через 37 лет, и не я, а он первый узнал меня. Этот пятидесятитрехлетний, с седым ежиком мужчина, видевший за свою жизнь столько, сколько редко выпадает на долю обычного человека, так далёк был от того толстого неуклюжего плаксы с писклявым голосом (теперь у него приятный баритон), что называть его Веником у меня уже язык не поворачивался.

      – Ты теперь Биньямин Ицикович?

      – Да! А мой старший сын, тоже офицер, Шимон.

      – В честь тети Симы?

      – Да. А дочка Моран в честь дяди Мирона.

      – Жена израильтянка?

      – Нет, одесситка. Да ты ее, может, помнишь? Майка-рыжая с третьего этажа, она еще в меня с балкона вишнёвыми косточками плевалась. Мы с ее братом, Мариком, в одном классе учились. Марик погиб на Ливанской.

      Я плохо соображала: прошлое и настоящее, детская одесская наша жизнь, заполненная счастьем до краёв, и сегодняшний день, снова столкнувший нас во времени и пространстве, знакомые имена и незнакомые события, происходившие с этими людьми, которых я знала когда-то и совсем не знала сейчас… Мне хотелось остаться одной и просто нареветься всласть. Слишком сильны были эмоции, я плохо с ними справлялась.

      Биньямин отпустил мою руку, вытащил из кейса мобильник.

      – Давай свой номер телефона.

      Я продиктовала. Он перезвонил, и я сохранила его номер. Мы уже попрощались, он обнял меня и сказал:

      – Тетя умерла три года назад. Еще успела вырастить внуков. Очень их любила. Они ее тоже. Ну, пока. Звони.

      И, уходя, вдруг повернулся ко мне:

      – Кстати, знаешь, какое полное имя было у тети Симы? Просто роскошное. Она его стеснялась.

      – Какое? – спросила я.

      – Семирамида… Представляешь? – он улыбнулся, махнул мне рукой на прощанье и пошел, чуть прихрамывая, вверх по улице.

      «Что ты помнишь обо мне?..»

      Что ты помнишь обо мне?

      Где живу я в нашем прошлом?

      Может, там, где припорошен

      Снегом след мой на земле?

      Что ты знаешь обо мне,

      Кроме баек, что твердила

      Я тебе, пока любила,

      При краснеющей луне?

      Что бы ты хотел вернуть,

      Если б