Братья и сестры. Книга 3. Пути-перепутья. Книга 4. Дом. Федор Абрамов

и залезть в его, так сказать, рабочую шкуру. Хотя бы на несколько минут. Тем более что Подрезов все умел сам делать: пахать, сеять, косить, молотить, рубить лес, орудовать багром, строить дома, ходить на медведя, закидывать невод. И надо сказать, людей это завораживало. Лучше всякой агитации действовало.

      Так было и сейчас.

      Объехав два раза поле, Подрезов остановил лошадей возле Лукашина и Михаила, слез с жатки, растер руки – надергало с непривычки вожжами.

      – Ничего колымага идет, – сказал он, кивая на жатку. – Сколько даешь?

      – В день? – спросил Михаил. – Гектара три.

      – Мало, – сказал Подрезов. – Четыре можно.

      – Ну да, четыре, – недовольно фыркнул Михаил и заговорил с секретарем как равный с равным: – Больно жирно! Сколько тут одних переездов, поломок!..

      Подрезов и не подумал обижаться. Когда речь заходила о работе, он не чинился. Наоборот, любил, чтобы с ним спорили, возражали, доказывали свою правоту.

      – Ты знаешь, на чем проигрываешь? Круги маленькие делаешь. Заворотов много.

      – Ерунда! Как большие-то круги делать, когда тут кругом межи да пни?

      – А вот это уж председателя надо за штаны брать. Долго ваши пни выкорчевать? Видимость одна. Когда тут расчистки делали? Лет тридцать – сорок?

      Лукашин мог на это возразить: до корчевки ли теперь здесь, на Копанце, когда у них рядом, под боком, зарастают кустарником поля? Но Подрезов уже пошагал к шалашу.

      Шалаш стоял на открытой веселой поляне, под пушистой елью, густо осыпанной розовой, налитой смолой шишкой. Крыша двойная: и собственное перекрытие, и сверху еще навес из еловых лап. Никакой дождь не страшен.

      Отмахиваясь от комарья, Подрезов заглянул в шалаш, выстланный свежим сеном.

      – Тут ночуешь?

      – Иной раз тут, – ответил Михаил. – Коней-то не все равно за пять верст гонять.

      Подрезов кивнул на Тузика, не спускавшего с него глаз, – казалось, и тот разбирался, кто тут главный.

      – Ну, с таким зверюгой не страшно. У тебя все в порядке? – И сразу же предупредил: – Насчет фуража не говори. Мне и Анфиса всю плешь переела. Да и вообще сам знаешь: пока первую заповедь не выполним, никакой речи быть не может.

      Михаил, казалось, проникся государственной озабоченностью хозяина района, по крайней мере, принял его слова как должное.

      – Ну так что же? Есть ко мне вопросы? – повторил Подрезов.

      Михаил поглядел на Тузика, зажавшего меж лап берестяное корытце, из которого его кормили, покусал губы: что бы такое спросить, чтобы и Подрезова не поставить в неловкое положение и чтобы в то же время было важно для него, Михаила?

      Вспомнил!

      – Да, вот что, Евдоким Поликарпович! У меня тут сопленосые – братишки, значит, натворили… Помните, еще в училище ремесленное помогали мне их устраивать?

      – Помню. Как же!

      – Ну дак не знаю, что теперь с ними. Тут недавно домой прибежали. Вишь, по этому шпингалету соскучились… – Михаил кивнул на Тузика. – Не видали,