Братья и сестры. Книга 1. Братья и сестры. Книга 2. Две зимы и три лета. Федор Абрамов

меньше, чем до войны. Значит, каждый должен больше вспахивать. На сколько? Надо каждому твердое задание на день и чтобы соревнование. Обязательно!

      – Вот, вот. Стáро да мáло соревноваться будут… Что уж выдумывать, – отмахнулась Анфиса.

      У Лукашина давно пропало то радостное настроение, с которым он начинал разговор с Анфисой. Черствость ее к чужой беде возмутила его. И потом эти рассуждения… Запряглась в плуг, а за колхоз дядя будет думать?

      Смерив ее недобрым взглядом, он кивнул на подходивших к ним колхозников:

      – А вот их спросим, – что скажут.

      Марина-стрелеха, радуясь возвращению своего запропавшего квартиранта, на ходу размахивала руками:

      – Пришел, родимушко…

      Но голос ее потонул в реве Трофима:

      – Что на фронте, комиссар? Сводка какая?

      – Газет не принесли, Иван Дмитриевич? – обдала Лукашина своим светлым взглядом Настя. – Мы уж сколько дней не получаем.

      Лукашин коротко рассказал о новостях с фронта.

      – В общем, ничего существенного, – закончил он.

      – Это как понять? – спросила Дарья. – Котору неделю про это слышим…

      – Так и будут стоять, ни тпру ни ну? – зло уставился на него Трофим.

      Старое, знакомое чувство личной вины за положение на фронте поднялось в душе Лукашина.

      – «Ничего существенного», – сказал он, глядя в землю, – это очень существенно сейчас. Как бы вам сказать? Ну, одним словом, наша армия держит гитлеровские войска на одном месте, и днем и ночью перемалывает их силу… Чтобы самой потом в наступление перейти. Фашисты теперь – не сорок первый год – битые! Наступать по всему фронту – силенок маловато. Ну и хитрят, щупают, где слабина у нас есть.

      Лукашин помолчал, дрогнувшим голосом добавил:

      – А чтобы сзади, в их тылу, никто не мешал, наших людей уничтожают…

      Он достал из сумки газету, развернул:

      – Тут нота напечатана… О зверствах фашистских захватчиков на оккупированной территории. «В белорусской деревне Холмы, Могилевской области, – начал читать Лукашин, – гитлеровцы схватили шесть девушек в возрасте пятнадцати – семнадцати лет, изнасиловали их, вывернули руки, выкололи глаза и убили. Одну молодую девушку – колхозницу Аксенову – привязали за ноги к верхушкам деревьев и разорвали…»

      Анфиса обхватила вздрагивающую Настю, прижала к себе.

      И снова и снова – пытки, ужасы, казни…

      – «Героически погибла группа женщин и детей – жителей деревни Речица, Смоленской области…»

      Голос Лукашина оборвался. Лицо его побледнело, пот выступил на лбу.

      – Я сам со Смоленщины… Семья там…

      Он пересилил себя и твердым голосом прочитал:

      – «…Героически погибла группа женщин и детей – жителей деревни Речица, Смоленской области, которых немцы, предприняв первого февраля тысяча девятьсот сорок второго года контратаку на деревню Будские Выселки, погнали впереди своих наступающих подразделений. Когда измученные женщины и дети приблизились к советским